Роман Виолетты - [8]

Так вот, ограничиваясь лишь поверхностными ласками, я стремлюсь подольше сохранить тебя девственной. Теперь понимаешь?

На ласку моего пальца Виолетта отозвалась нежными вздохами, прерываемыми страстными постанываниями. Вскоре она, словно собравшись с силами, сжала меня так, что чуть не задушила, бормоча бессвязные слова; внезапно руки ее разомкнулись, она застонала, запрокинув голову назад, и сделалась безжизненной. Сорвав с нее сорочку и сбросив с себя все до рубашки, я отнес ее, нагую, на кровать, прижимая к своей непокрытой груди.

Когда она пришла в себя, мое тело было распростерто над ее телом, мои губы прижаты к ее губам, дыхание наше смешалось.

— О, я точно умерла… — прошептала она.

— Умерла! — воскликнул я. — Ты умерла! Это я сам, похоже, умер! Но нет, напротив, только сейчас мы и начинаем жить.

И я стал целовать ее с головы до пят, от каждого поцелуя она вздрагивала, словно от укуса. Потом в ответ жадно впилась в меня, тихо постанывая от наслаждения. Любая встреча наших губ наполняла тишину блаженством и восторгом.

Вдруг раздался крик изумления: она обеими руками ухватилась за неизвестный ей прежде предмет и ее озарило…

— Теперь ясно, чем именно… такое невозможно стерпеть.

— Виолетта, любимая, я больше не владею собой, ты сводишь меня с ума.

Я попытался отстраниться.

Она воспротивилась:

— Нет, не отворачивайся от меня, если любишь, не бойся причинить мне боль. Я хочу…

Проскользнув вниз и обвив мое тело руками и ногами, она сама проложила дорогу.

— Я хочу… — повторяла она. — Хочу… Внезапно она испустила вопль.

Увы и ах! Все мои возвышенные замыслы рухнули. Едва постигнув суть невинности, бедняжка Виолетта ее утратила. Когда она закричала, я остановился.

— О нет, не прерывайся, еще… еще… ты делаешь мне больно, но если бы не эти муки, я была бы чересчур счастлива! Мне нужно выстрадать, давай, продолжай, не прекращай. Ну же, мой Кристиан, любимый мой, друг мой!.. О, как хорошо, до безумия!

Бешеный восторг! Я вся горю!.. Ой! Ой!.. Умираю… возьми мою душу… на, держи…

Ах, какой прекрасной мечтой догадался обольстить человека Магомет, обещая своим последователям погружение в рай как в бездонную пропасть вечно возобновляемых наслаждений!

Как далеко нашим идеальным христианским небесам до этого горячего чувственного неба!

Разве сравнится нравственная чистота ангелов с волнующей непорочностью гурий?

Мы с Виолеттой провели незабываемую ночь, преисполненную радостей, слез, безумств, пылкостей и уснули только на рассвете, в объятиях друг друга.

Утром, просыпаясь, она воскликнула:

— Теперь-то, надеюсь, я уже не девственница!

IV

Ночью боль, смешанная с наслаждением, казалась Виолетте незаметной, наутро же бедняжка занемогла. Я перед уходом порекомендовал ей ванну с отрубями и прикладывание к малым губам небольшой губки размером с орех, пропитанной настоем алтея.

Пришлось объяснять, что такое большие и малые губы, — с этой приятной для учителя задачей я без особого труда справился с помощью зеркала и податливых бедер своей сговорчивой ученицы.

Никогда прежде Виолетте с ее стыдливостью не пришло бы в голову рассматривать себя, и то, что раскрывалось перед ней, было столь же неожиданно и ново, как и все пережитое ею накануне.

Той ночью, когда мы были вместе, Виолетта получила самое общее представление о деторождении. Однако следует признаться, что неясного для нее осталось больше, чем ей открылось. Я начал объяснять ей, что главная цель природы — воспроизводство рода людского, совершенствование же человека — дело второстепенной важности, общественная частность.

Я объяснил, что исключительно во имя этой цели Создатель вложил в соединение двух полов высшее наслаждение, и на этом влечении полов, присущем всем — от людей до растений, и зиждется уверенность в вечной победе жизни над смертью.

Затем я перешел к подробностям и стал описывать ей назначение каждого из органов и их взаимодействие. Я начал со средоточия наслаждения юной девушки — клитора, бугорок которого у нее едва заметен. Потом перешел к двойному обрамлению святилища любви — малым и большим половым губам, затем — к девственной плеве, стыдливо, точно вуаль, наброшенной на канал вагины, которому суждено однажды стать дорогой материнства. Я объяснял, что даже если девственная плева у нее и не надорвана, можно кончиком мизинца нащупать отверстие, откуда исходят месячные кровотечения, появление которых в свое время навело на нее такой страх. Я растолковывал, что собой представляет матка и какая важная миссия возложена на этот орган в половом акте и в период беременности. Я рассказывал, как современная наука трактует великое таинство рождения, сотворения и развития человека; как, помимо матки, женский организм наделен двумя яичниками, прикрепленными к матке с помощью маточных труб; яичники заключают в себе особые кровяные тельца — их оплодотворяют невидимые микроскопические существа, заключенные в семенной жидкости мужчин и отсюда получившие название «зоосперма».

С карандашом в руке я показывал, как развивается зародыш в яйце, сообщаясь с материнским организмом посредством плаценты и дыша через боталлов проток. Давая более развернутую картину мироздания, я рассказывал о яйцеродных животных, о моллюсках, а также о растениях, у которых функции мужских половых органов выполняют тычинки, а роль женских органов — пестики. Растения удалены друг от друга и лишены радости любовных соприкосновений: их соединяет ветер, разнося пыльцу с тычинок на раскрытые им навстречу пестики, а в безветренную пору эта обязанность возложена на пчел, бабочек, шпанских мух — словом, все насекомые, что роются в цветах и питаются их живительным соком, становятся посланниками любви, доставляя на своих лапках, на покрывающем их тельца пушке, оплодотворяющую пыльцу, которую источает сама душа природы.