Роман века - [12]

Оставив дом в покое, я переключилась на Басеньку — уж ее-то он знает хорошо! — пытаясь извлечь из почти невменяемого любовника как можно больше сведений о его возлюбленной — о ее привычках, вкусах, манерах. И в тот момент, когда он меня буквально сразил известием, что его Басенька обожает верховую езду, пришел гример. Им оказался лысоватый человечек, невзрачный и тощий. Едва удостоив меня взглядом, он заявил, что надо подождать прибытия оригинала, и отказался до прихода Басеньки заняться мною. Впрочем, я тоже не проявила к нему интереса и не огорчилась, что наши планы переодевания уже в самом начале были нарушены. Огорчило меня другое — пристрастие Басеньки к верховой езде, и все помыслы были заняты поисками возможности ее избежать.

На лошади я сидела лишь раз в жизни, в детстве, когда наша семья проводила лето в деревне. Вскарабкалась я на бедную клячу с намерением осторожно прокатиться, но деревенские мальчишки напугали ее; бедное животное, позабыв о возрасте, помчалось каким-то неимоверным аллюром, а я… Сказать, что я на ней сидела, было бы преувеличением. И когда она влетела в свою конюшню… Ох, страшно вспомнить. На всю жизнь остался в памяти этот неудачный опыт верховой езды, и ничего удивительного, что я впала в панику.

— Ради Бога, вы уж сразу скажите, какие еще неожиданности меня ожидают! — взмолилась я. — Легче пережить одноразовый шок, чем вот так, каждый раз новый сюрприз! Что еще делает Басенька? Прыгает с трамплина? Поет? Ходит на лыжах? Сейчас середина марта и, если очень постараться, можно отыскать снег и походить…

— И вовсе не обязательно так уж стараться, — некстати вмешался гример. Правильно мне показалось, за что-то он меня невзлюбил с первого взгляда. — В Закопано самый разгар сезона.

Сезоном он меня окончательно добил. Мы с паном Паляновским в полной растерянности смотрели друг на дружку, не зная, что делать — вернуться к конскому вопросу или переключиться на сезон в Закопане. Совсем обалдели! Хорошо, что в этот момент прибыла главная героиня трагедии. Приход Басеньки заставил отвлечься от теории и заняться конкретным делом.

При виде образца гример вдруг развил бешеную энергию. Схватил меня, усадил перед зеркалом, осветил юпитером и запретил двигаться и разговаривать. Не знаю уж, какая ему была от образца польза, потому что Басенька, вздрюченная до крайней степени, с безумным взглядом и трясущимися руками сразу же затащила в угол пана Паляновского, судорожно вцепилась в лацканы его пиджака и стала о чем-то шептаться с ним. В мою голову мертвой хваткой вцепился гример. Несчастный Паляновский пытался одновременно разговаривать и с Басенькой, и с гримером, то и дело путая, с кем из них он говорит шепотом. Я же пыталась выяснить еще кое-какие мелочи моей будущей жизни.

— А у мужа моего какие привычки? — канючила я, почти не разжимая губ и стараясь не двигаться. — Он узнает, что я не жена, сразу узнает!

— Не узнает, где ему! — рассеянно успокаивала меня Басенька, не переставая ни на минуту шептаться с любовником. — Да и вообще, не обращайте на него внимания!

Квартира пана Паляновского напомнила мне палату в сумасшедшем доме, ибо все ее обитатели казались спятившими. «Ох, что-то здесь не так», — мелькнула мысль, но я не успела ее додумать, ибо ненароком взглянула на себя в зеркало и от ужаса уже не могла ни о чем думать. Лысый человечек с невероятным проворством отнимал у меня одну за другой черточки моего лица, и все отчетливее проступало чужое. Сначала он сделал мне черные-пречерные брови. К счастью, покрасил их не краской, а тушью, ладно, смоются. Посадил под глазом родинку — ну прямо как живая! А главное — рот. Он изменил форму губ, и лицо мгновенно приобрело выражение недовольной жизнью примадонны. С ужасом смотрела я на чужую бабу в зеркале и не знала, как буду жить такая.

Достигнутых потрясающих эффектов гримеру показалось еще недостаточно. Он занялся глазами, потратив немало труда на их раскраску, а потом принялся замазывать четвертый верхний зуб по левой стороне, поскольку у Басеньки он был мертвый. Зуб меня доконал.

— Это что, навсегда так останется? — вскрикнула я, резким движением вырывая голову из цепких лап гримера, полная решимости немедленно и окончательно отказаться от участия в афере или по крайней мере потребовать миллион. Темный зуб, о Матерь Божья!

— Я кому сказал — не двигаться! — рявкнул на меня гример. — Ничего не останется, и зуб, и родинку вам придется подкрашивать каждый день. Тут, подбежав к Басеньке, он сорвал с ее головы парик с челкой и нахлобучил его на меня. Результат был ошеломляющим. От меня не осталось абсолютно ничего! Передо мной сидела вылитая Басенька. Я сама готова была ошибиться и принять себя за нес. Надежда и вера в успех вернулись ко мне. Нет, пожалуй, не столь уж сумасбродным был план Стефана Паляновского с заменой меня на Басеньку. Определенно есть шансы на успех! И зря я считала всех присутствующих ненормальными.

Окаянная Басенька перестала, наконец, шептаться со своим любовником, и оба во все глаза уставились на меня. Буря восторгов пролетела по комнате. А потом мы поменялись одеждой. Я похвалила выбор ею костюма. Сочетание оранжевого цвета, яркой киновари и темного траурного фиолета составляло незабываемую гамму и было способно увести за собой слежку даже в том случае, если бы в костюме оказался бородатый старичок.