Роман в лесу - [140]

За несколько дней до начала процесса Аделине сказали, что с нею желает говорить некий незнакомец; войдя в комнату, где он ожидал ее, она увидела мсье Вернея. Лицо ее выразило одновременно удивление и удовольствие от неожиданной встречи, и она спросила, хотя и не слишком надеялась получить положительный ответ, слышал ли он что-либо о Ла Люке.

— Я его видел, — сказал мсье Верней, — я приехал прямо из Васо. Но, увы, что касается его здоровья, мне нечем вас порадовать. Он сильно изменился за то время, что я его не видел.

Эти слова оживили память о тех несчастьях, которые стали причиной таких перемен, так что Аделина с трудом удержала слезы. Мсье Верней вручил ей пакет от Клары. Он передал его со словами:

— Помимо этого у меня имеются притязания иного рода, о которых я заявляю с гордостью и которые, возможно, послужат мне оправданием за то, что я прошу разрешения побеседовать с вами о ваших делах.

Аделина поклонилась, и мсье Верней с выражением самой нежной озабоченности сообщил, что осведомлен обо всем произошедшем на последнем заседании Парижского парламента, и о тех открытиях, которые касаются ее лично.

— Я не знаю, — продолжал он, — должен ли я поздравить вас или сострадать вам в связи с этим нелегким испытанием. Думаю, вы поверите, что я искренне заинтересован всем, что касается вас, и не могу отказать себе в удовольствии сообщить вам, что я состою в родстве, хотя и дальнем, с покойной маркизой, вашей матерью, ибо в том, что она была вашей матерью, у меня нет ни малейших сомнений.

Аделина стремительно встала и подошла в мсье Вернею; удивление и радость оживили ее черты.

— Неужто я в самом деле вижу перед собой родственника? — воскликнула она трепещущим от радости голосом. — И притом такого, кого смело могу на звать другом?

В ее глазах дрожали слезы; мсье Верней принял ее в свои объятья. Она молчала; прошло какое-то время, пока к ней вернулся дар речи.

Для Аделины, которая с самого раннего детства была покинута на чужих людей, для заброшенной и беспомощной сироты, которая до последнего времени не знала ни одного родственника, а первый, кого она узнала, оказался заклятым врагом ее, — для нее это открытие было столь же радостно, сколь и неожиданно. Но после недолгой борьбы с нахлынувшими на нее самыми разными чувствами, от которых сжималось сердце, она попросила у мсье Вернея разрешения удалиться, пока она не справится с собой. Он хотел было уйти, но она настояла, чтобы он остался.

Участие, какое мсье Верней проявлял к состоянию Ла Люка, еще усиленное всевозраставшим чувством к Кларе, побудило его приехать в Васо, и тут он узнал о происхождении Аделины и нынешней ее ситуации. Получив эти сведения, он незамедлительно отправился в Париж, чтобы предложить поддержку и помощь вновь обретенной родственнице и похлопотать, насколько возможно, по делу Теодора.

Аделина вскоре вернулась; она уже была в состоянии говорить с ним о семье своей. Мсье Верней предложил ей свою поддержку и любую помощь, какая только понадобится.

— Но я верю в справедливость вашего дела и надеюсь, что в этом случае дополнительное вмешательство не потребуется. Для тех, кто помнит покойную маркизу, ваши черты — убедительное свидетельство вашего происхождения. В доказательство того, что мое мнение не пристрастно, скажу, что сходство это поразило меня еще в Савойе, хотя я знал маркизу лишь по портрету; помнится, я даже говорил как-то мсье Ла Люку, что вы часто напоминаете мне одну мою почившую родственницу. Но вы можете сами в том убедиться, — добавил мсье Верней, вынимая миниатюру из кармана. — Это ваша прелестная мать.

Аделина изменилась в лице; она стремительно взяла портрет в руки и долго полными слез глазами молча смотрела на него. Она вглядывалась не в сходство, но в самое это лицо — кроткое и прекрасное лицо своей родительницы, чьи голубые глаза, полные нежной ласки, казалось, были устремлены прямо на нее, а на губах играла светлая улыбка; Аделина прижала портрет к губам и опять забылась в молчаливом мечтании. Наконец с глубоким вздохом она проговорила:

— Да, действительно это была моя мать. О бедный отец мой! Если бы она осталась жива, тебя не погубили бы.

Эта мысль потрясла ее, и она разрыдалась. Мсье Верней не мешал ей выплакать свое горе, он только взял ее руку и молча сидел с нею рядом, пока она не успокоилась немного. Еще раз поцеловав портрет, Аделина робко взглянула на мсье Вернея и протянула ему миниатюру.

— Нет, — сказал он, — она теперь у своей законной владелицы.

Она поблагодарила его невыразимо светлой улыбкой; они еще немного поговорили о предстоящем процессе; Аделина попросила его поддержать ее своим присутствием на суде, после чего мсье Верней удалился, получив разрешение посетить ее на следующий день.

Теперь Аделина вскрыла пакет и вновь увидела так хорошо ей знакомый почерк Теодора; на мгновение ей показалось, что он с нею рядом, и ее щеки покрылись румянцем. Дрожащей рукой она сломала печать и стала читать заверения в любви, исполненные нежности и заботы; она часто останавливалась, чтобы продлить светлую радость, вызванную этими заверениями, но, пока слезы нежности трепетали на ее ресницах, горькая мысль о нынешнем его положении возвращалась, и они падали ей на грудь уже слезами страдания.