Роман с урной. Расстрельные статьи - [2]

Но наконец я долетел до Барнаула, где меня должен был ждать тот Миша с именной табличкой. Но в аэропорту никто такой таблички не держал, все спутники скоро разобрали свой багаж и разошлись. Неужто разминулись? И в опустевшем зале, за 3 тысячи км от дома, без копейки денег — последние я отдал за пиво в Домодедове — мне стало крайне неуютно. Тем паче еще мой мобильник местную волну не брал — а умом, как сказано, Россию не понять.

И когда я уже совсем пал духом, в зал вошел хорошо одетый малый — и прямиком ко мне: «Вы меня ждете?» — «А как ты догадался?» — «А больше тут никого нет». И впрямь на Барнаул теперь летают только два московских рейса — да еще каких-то два, и в зале уже никого кроме меня и сонного мента не оставалось.

На улице было темно, ноль градусов, моросил дождь. У Миши была очень мягкая на ходу «тойота» с правым рулем, как и у большинства здешних машин: Япония захватывает семимильными шагами здешний рынок. Во искупление своей задержки он гнал по мокрому шоссе, лежавшему через сплошную степь, за 100, попутно отвечая на мои расспросы.

Оказалось, что он вовсе не водила, а имеет в Славгороде свой интерес по топливному бизнесу, каким-то образом примешенному к этим выборам — с чего и взялся за довоз меня. Технарь, окончил институт, потом, как водится, торговал всем подряд, пока не поднялся до ГСМ, но и это еще не край его мечты. А край — открыть свой выпуск каких-то втулок для «тойот» на манер мелких японских рукоделен, входящих у японцев в симбиоз с их глобальными концернами. То есть при нашей неспособности узреть себя своими круглыми глазами — узкий, как амбразура, самурайский глаз уже широко простреливает не только наши спорные, но и бесспорные пока пространства…

И вдруг наши круглые глаза еще больше округлились — от самой каверзной напасти на облизанном дождем шоссе при шатком ноле градусов. Одно дыхание минусового ветра — и водяная пленка на асфальте стала ледяной, отчего «тойота» неуправляемо заколбасила, развернулась задом наперед — и через встречную полосу улетела в степь.

Спасло нас, что навстречу не было ни одного из то и дело мчавших мимо зерновозов — и что по халатности, подчас благой в не поддающейся уму стране, здесь не прорыли надлежащую канаву по обочине. С шорохом заснеженного ковыля под днищем мы пролетели несколько десятков метров по степи и, разминувшись таким образом с продувшей мимо смертью, остановились. Вышли со слегка дрожащими руками из машины — только ее задний бампер, ставший носовым, чуть треснул о какой-то бугорок.

Миша, только что подвесивший наши жизни на волосок, своим сейчас же сузившимся до японского расчета глазом оценил до цента весь ущерб — и сел опять за руль. Я поднажал и вытолкал его обратно на шоссе, после чего мы поползли уже гораздо тише. И скоро, перед городом с эпическим названием Камень-на-Оби, воочию узрели, от чего нас упасла судьба. Там вдоль шоссе все с той же коркой льда канавка была аккурат прорыта — и за ней лежал вверх дном попавший в ту же переделку джип. Рядом уже стояла «скорая» — и по нашим холкам вновь прошел тот несказанный, как при воздушной яме в самолете, холодок…

Уже по белому дню, после семичасовой дороги, мы наконец въехали в стоящий посреди степи малоэтажный Славгород. Проехали его до другого конца, где за высокими железными воротами на территории большой по местным меркам автобазы сидел наш штаб. Миша провел меня через охранников в управленческое здание — и передал, как заново рожденного, в объятия моих московских корешей.

2. Христос воскрес!

Впрочем какие они мне друзья, еще предстояло выяснить в грядущие два с лишним месяца — хотя наша провинция наивно мыслит, что если люди из самой Москвы, то чуть между собой не родня. Далекая и хлебная Москва, где, как известно, недорода не бывает, ей кажется каким-то куда более родным внутри себя мирком, чем все разбросанные по вновь раздробленной Руси города и веси. И потому обнявшись с молодым якутом из Москвы Серегой и его летастым замом по аналитике Сергеичем, с которыми я раньше близко хлеба не делил, я этим обольстился мало. Жизнь показала, что продолжительное обитание в тесном кругу даже для лучших друзей чревато самым непредвиденным раздором. Еще мой юный вождь вдобавок — и якут!

Сходили мы в микростоловку автобазы, где мне показали ее владельца и нашего спонсора Юру Жабина, а подавала юная красавица Марина. И затем после своих бессонных суток я убрался спать в уже заказанный мне номер гостиницы. Но так как в перевозбужденной предыдущим голове сна не было, я стал листать отобранную у собратьев краеведческую книгу «Славгород» — и за ее полезным чтением уснул.

Потом, уже под вечер, мы всей нашей троицей, и составлявшей всю нашу команду, сошли в бар, где обсудили диспозицию. Наша задача, изложенная молодым вождем, несоразмерная никак с нашим числом, меня, честно сказать, сразу зажгла своей аферной фантастичностью. И я счел даже, что мы с ним в эту зажигательную силу скорей всего подружимся в спаявшие нас одной жаждой мзды ближайшие два месяца.

Теперь по диспозиции — исходные реалии которой я извлек из той очень полезной книги. Очень советское, как мне сдалось сначала, имя города происходило с еще досоветских пор. Его среди степей Алтая основали в начале того века обнадеженные Столыпиным переселенцы, в основном из перенаселенной Украины. Среди них было много еще елизаветинских немцев-иммигрантов, каких еще добавилось при сталинском переселении эпохи второй мировой войны. С помощью немецкой аккуратности, вошедшей в симбиоз с советской властью, здесь был построен оборонный радиозавод, кузнечно-прессовый, элеватор, мебельная и обувная фабрики. Окрест процвели целинные колхозы и совхозы, собиравшие с щедрых местных нив пшеницу самой высшей пробы.