Роман с урной. Расстрельные статьи - [12]

Особенно хороша была его находка с информационными катюшами — на «ТВ-Траст» сияла местная звезда экрана Катюша Иванова, очень смазливая и артистичная, незамужняя, что еще подливало ей соблазна в глазах мужиков. Девица в самом деле одаренная, такой в одном флаконе Леонтьев, Караулов и Романова, причем и сам флакон был хоть куда. Она наводила больше всего ужаса на наши ряды, ибо владела этой казовой, с искренним надрывцем интонацией — когда клеймила местную власть за обескрышенные люки и погашенные фонари. Все наше «ТВ-Степь» против нее не катило, сводя свои программы к тем же жалким оправданиям по агрессивно выдвигаемым ей счетам. И она только чуть перегнула с частотой своего сияния в экране — ибо на свете нет таких деликатесов, от объедения которых не тошнит. И этот ее перегиб как раз подрезал своим каламбуром Коломиец.

В его первый спецвыпуск я вставил «Блудного мэра» и еще такую же объемную статью «Черный передел подкрался к Славгороду незаметно» о вражеских попытках отсутяжить под правозащитные рулады нефтебазу. Из иллюстраций — Коломиец с его выгоревшей от поджога входной дверью, которую он хранил 7 лет, словно предвидя нашу встречу; и коллаж с ножом и вилкой, занесенными над нефтебазой. Туда же я поставил и сказку № 2 «Влюбленный лис», герой которой свою любовь к курятине выдавал за любовь к курам.

Газета с большой шапкой «Не дай Бог!» над суровым, как сама местная жизнь, портретом Коломийца получилась пальчики оближешь. Мы ее под мраком ночи, дабы враги не разузнали раньше времени, отпечатали — и через почту разослали по всем городским квартирам.

Эффект был потрясающим. В день ее выхода мы с Сергеичем заходим днем в гостиницу — администраторша за своим стеклом что-то взахлеб читает, чего за ней не наблюдалось раньше никогда. Даже за этим делом своим зорким оком, с которым мне потом еще пришлось бодаться, не замечает нас, чтобы выдать оставляемые у нее ключи. Заглядываем к ней — и наши души обливаются бальзамом: она с головой ушла в газету «Не дай Бог!». Сергеич ей: «А что это у вас за газетка?» — «Очень интересная!» — «А есть еще? Можно купить?» — «Больше нет, но вам, как нашим долгожителям, дам почитать — только с возвратом!»

Назавтра была суббота, главный банный день в городе, и мы с Серегой пошли в главную коломийцевскую баню № 3. Ходить туда мы пристрастились еще раньше, поскольку Коломиец, к пущему им восхищению, отреставрировал ее за свою службу выше всех похвал. Когда-то, когда Славгород еще был ценен для страны его оборонкой, элеватором и просто в силу хоть и ходульно звавшейся, но соблюдавшейся «заботы о людях» — в нем построили эту баню № 3. Как хвастал задиристо сам Коломиец, такие бани раньше строили только в областных и краевых центрах — а вы, гады, там паритесь за четвертак!

Он навел блеск порядка в раздевалке, в моечном зале и в раскаляемой под верх шкалы парилке. Там был и ледяной бассейн, без которого я вообще не мыслю бани, и большой, плавательный, где резвились и детишки, и их папы. И все это — по фантастической цене в 25 рублей! Хотя и она, в десять раз меньше, чем в самом плохой московской бане, для нищего Славгорода была туга. И для тех, кто и ее не мог осилить, действовала еще баня № 1 — без бассейнов, за 10 рублей. А в этой супербане была еще и так называемая сауна, куда приходят узким кругом, тоже с бассейном и с бильярдом даже, где мы после тоже побывали, но сейчас речь о не о том.

Лишь мы с Серегой, прикупив по венику по столь же экзотической цене в 10 рублей, вошли в мужской разряд, так гордо еще по старинке называемый, как снова окатились тем же медом. Две банщицы сидят во главе раздевалки — и уже, видно, даже не читают, а скрупулезно перечитывают тот же «Не дай Бог!» И мужики, уже слегка приподнятые пивом, вместо обычной темы о рыбалке и ходовых свойствах местных праворульных «хонд» — перетирают нашу же газету. Коломийца уже прочат в мэры, а самой крылатой фразой стала «Не дай Бог!»

То есть один мужик другому в раздевалке: «Пива еще будешь?» — «Не дай Бог!» В парилке: «Еще подкинуть?» — «Не дай Бог!» И эта ушедшая в народ находка Коломийца грела наш с Серегой слух всю эту баню — как греет до телесного оргазма веник, оказавшийся для нас в этой парилке не березовым, а лавровым! Для полной радости в нашей микрокоманде не доставало только нашего третьего подельника — Сергеича. Но он упрямистым бочком ушел от нашей банной радости — чему невольным виноватым оказался я.

8. Документ «Х»

Один мой старый друг, с которым мы прошли по молодости много бесшабашных троп, по наступившей следом зрелости сказал мне: «Попомни мое слово! Твой язык тебя до добра не доведет!» Ну что ж, я виноват тогда — и в отношении Сергеича; хотя как переделать то, что дал мне, как характер Коломийцу, Бог?

Сергеич от того же Бога — человек души хорошей, доброй, но от отслуженной им службы — отставной полковник, что не проходит даром ни для чьей души. И сколько я ни знал служивых душ, у всех одна и та же странная дилемма: или прекрасная жена, с честью прошедшая все тернии службы и смены ее мест — но дети сволочи. Или жена — сучища, но при этом дети хороши. Такой фатальный почему-то в нашей армии расклад, точнее нерасклад.