Роман с Полиной - [13]

Я пожрал каких-то консервов, которые запасала мама, и поехал попариться в Филевские бани.

Бензин был почти на нуле, наверное, менты слили, когда машина стояла у них во дворе. На заправку огромная очередь. Все кричат, блин, дерутся, все тут стояли и только отъехали. Бензин снова подорожал. Я купил канистру у пацанов по пятьсот рублей за литр.

И в бане тот же кошмар, богатые пузраны захватывают по четыре шайки, лежат на двух лежаках, банщики их моют мыльными пузырями и массажируют. А ты, если не наворовал, пристраивайся на батарее.

Я взял у одного шайку и поставил ему на брюхо, так меня сам банщик чуть не прибил. Я хотел написать им про все в книгу жалоб, так у них теперь нет такой — они то ли приватизировались, то ли акционировались.

Одним словом, хватанули свой шмат сала, крысы вонючие.

Зато как хорошо встретили меня Галя и Миша, мои истинные друзья. Галя повисла у меня на шее, едва не уронила на пол. Кричала: красавчик! Интепллигент! Кто тебе е-мое морду расквасил?

Пока она была на задании, я рассказал Мише, что было со мной, «мерседесом» и КПЗ. Он разволновался, вылез из машины, начал разминаться и приседать. Потом, задыхаясь от переживаний, он сказал, что их всех ненавидит, они развалили все. Он стрелял бы их всех не переставая. Он записывает все адреса, куда ездит с Галей. Когда-нибудь это будут его клиенты, ибо на зарплату бабу не вызовешь.

Потом он подумал, что много наговорил, замолчал и подозрительно посмотрел на меня. Я стал уговаривать его, что я такой же. Однако он все молчал, уткнувшись в свою книгу — теперь это была «Ужение рыбы» Сабанеева.

Только потом, к концу смены, он сказал мне, что есть люди, что он может меня кое с кем познакомить. Я с горячностью пожал его руку, хотя про себя подумал: да пошли-ка вы все, где вы раньше-то были со своей целеустремленностью и порывами, стукалы раздолбанные.

Мне позвонила Полина. — Ну как? — спросила она и тут же положила трубку.

Я позвонил сам. Вначале долго не отвечали, потом будто бы сорвалось. Я позвонил снова и нарвался на пьяный и хамский голос: «…да пошел ты на х… чтоб я больше не слышал тебя». Я позвонил снова. «Ты, блин, я тебя достану, я тебе глаза выдавлю», — сказал тот же голос.

И тут я увидел, что около дома стоит мой кацо, мой генацвале, он приехал на сером большом БМВ. Сам он вышел наружу, товарищи остались в машине, он показывал им на мои окна.

Потом мне звонили в дверь. Звонил телефон. Я затаился.

Я сварил вермишель, больше ничего не было, и поел ее с маслом, правда, масло было подсолнечное. Я заколачивал в себя невкусное тесто и думал о Софи Лорен: вермишель ее любимое блюдо, она зовет ее пастой и ест два раза в день, оттого такая красивая.

Я дождался, пока укатил генацвале, и погнал на станцию техобслуживания.

Эти наглые слесаря, эти хамы, хотели с меня за пустяк — за крыло, решетку, бампер и кожух на передке — двести тысяч.

Электрики хотели за фару сто тысяч.

За покраску маляр тоже хотел сотню.

Они все охренели. Я их ненавижу за это. Я сказал им о своем отношении. Они надо мной смеялись. Я пошел к их начальнику. А начальника нет, они тоже приватизировались.

— Фитиль — это не всегда плохо, — весело сказал Мамука, дикий волосатый красавец, разглядывая письмо, которым сопроводила меня фирма. — Характер агрессивный, нордический — да? — с юмором спросил он меня.

— Не знаю, — ответил я. — Вообще вряд ли, — если по-честному, я на самом деле не знаю, какой я. У меня оставалось время до моей основной работы, автосервис находился в Очакове, и я заехал потренироваться к Мамуке — прошло уже две недели, как меня рекомендовали к нему, а я так ни разу не заскочил. Теперь буду, чтобы бить всех по их наглым мордам и не получать сдачи.

— А ну, потянул мышцу… сжал… прыгнул вперед, с места… отскок… Ударил меня… я сказал «ударил», я не сказал «замахнулся».

Я ударил его в каменное плечо.

— Сырой, — решил про меня Мамука. — Но работать можно.

Конечно, тут такие ребята у него занимались — это просто бандиты, бугры. Просто Рокки какие-то. Я среди них, как Чарли Чаплин между громил. Надо подружиться с ними, я буду ходить с ними в казино, все будут думать, это моя охрана и станут уважать меня.

— Мерседес, потаскай его при себе.

— Она девушка, — возразил я, когда самбист подошел ближе и я увидел, что это скорее всего девушка.

— Здесь нет девушек. Здесь есть бойцы, — возразил Мамука и пошел к своим чемпионам.

Тогда еще не было войны с Чечней, и мы не отмечали про себя каждого «кавказец» и «не кавказец». Но у Мамуки, насколько я помню, все его чемпионы были кавказцами. Мерседес, судя по орлиному профилю и величавой спине, тоже.

— Куртка у тебя есть? — спросила она меня сиплым мужским голосом.

— Такой, как у тебя, нет, — ответил я.

— Такой ни у кого нет, — сказала девушка. — Пошли в раздевалку, я тебе исламбекову дам. Исламбек большой мастер.

— Где он теперь? — спросил я.

— Домой поехал, — она посмотрела на меня темным миндалевидным глазом и сдержанно улыбнулась. У нее была очень статная, очень прямая спина. Интересно, как она ведет себя с такою спиной, когда кто-то обнимает ее, навалившись сверху, и она приближается к своему гордому кавказскому оргазму. Она, наверное, кричит и кусается, почему-то подумалось мне.