Роман с пивом - [54]

— Так вот, я говорил о том, что, на мой взгляд, все это следует представить таким образом, что все предметы имеют некую точку падения, — произнес Хеннинен.

Он стоял, и, очевидно, это было главным фактором, повлиявшим на смену настроения.

— Эй, может, тебе все-таки сесть?

— Что практически наверняка вызвано длительным влиянием на них закона всемирного тяготения.

— Что я и попытался вам доказать в вышеизложенных тезисах, — закончил за него Жира и вытянулся в струнку, очевидно полагая, что именно так следует вести себя на защите диссертации и что именно такой вид гарантирует успех.

— Да уж, — сказал Маршал.

Впереди на перекрестке из дождя вынырнула блестящая полицейская машина и стала медленно-медленно приближаться. Через лобовое стекло не было видно, кто сидел за рулем, но как-то вдруг неожиданно все, даже Хеннинен, не говоря уж об остальных, почувствовали к правоохранителям какую-ту невообразимую симпатию, и как-то незаметно внутри появилась надежда: а что, если это совсем другая смена, а все ненавистники задниц уже разошлись по домам.

— И все же я хотел бы отметить еще и тот факт, что предмет, попадая в область повышенного притяжения, испытывает острую необходимость рухнуть на землю, в связи с чем способен преодолеть любые препятствия, проломить и стол, и пол, и все, что угодно. Однако проблема в том, что все они стремятся к некому воображаемому центру. В этом отношении жизнь нейтронов гораздо проще.

— Пожалей мои нервные клетки, — как-то очень мягко сказал Жира, но, несмотря на приглаженность фразы, прозвучала она довольно-таки внушительно. — Ты нарочно это делаешь, да?

— Вообще-то да, — ответил Хеннинен.

Полицейские все еще маячили где-то там, в конце улицы, было такое ощущение, что у них кончился бензин и они ехали просто по инерции, пока не остановятся. Но нет, потом они все-таки включили поворотники и свернули за угол.

— Слушай, может, все это просто потому, что тебя замучило чувство стыда, ну, за то, что ты разбил тогда эту вазу? — спросил Маршал.

— Пожалуй, для него она тоже была связана с чувствами, — ответил Хеннинен и как-то странно оцепенел: его бледное от рвоты лицо-как-у-покойника скукожилось к центру, глаза стали маленькими, узкими, и, казалось, что они видят что-то такое, чего непосвященным никогда не увидеть.

— Твою мать, неужели кого-то может так разобрать от какой-то там, на фиг, стекляшки, — сказал Жира, приправив свои слова демонстративным фырканьем, — отыскал ведь такое в арсенале своих скудных жестов.

— Ах, ну да, — ответил Маршал, — ты же у нас хладнокровный преступник, тебя чувствами не проймешь.

— У меня такое чувство, что вы меня как будто упрекаете, — сказал Жира.

— Да, — вмешался Хеннинен. А потом вдруг губы его стали расплываться в какую-то загадочную перекошенную, словно бы у него были проблемы с прикусом, улыбку, и он добавил: — Я знаю.

— Что ты знаешь? — вскипел Жира и посмотрел куда-то как можно дальше вверх и в сторону.

— Я знаю, — повторил Хеннинен. А потом вдруг сорвался и побежал.

Он сделал это так мгновенно и целенаправленно, что в считанные секунды был уже довольно далеко. Жира прохрипел что-то про утраченный покой и кинулся следом, Маршал заорал: Хеннинен-бля, вернись-бля, прошу тебя-бля, вставляя «бля» между слов, словно для балласта, дабы крик не казался столь отчаянно испуганным, потому как внезапно магическая прыткость Хеннинена и в самом деле изрядно всех напугала.

Однако было похоже на то, что в игру тоже придется включиться. Хеннинен уже доскакал аж до следующего перекрестка, он бежал ровно посередине дороги в сторону порта, все это, вот умора, под проливным дождем, под грохот грома, Жира отставал метров на тридцать, и, возможно, теоретически ему было легче пробиваться сквозь водные массы, ведь и сам он был, как тростинка, и голова обтекаемой формы, но ему явно недоставало неудержимого безумия Хеннинена, он не видел в этом занятии ни малейшего смысла и, вероятно, именно поэтому все время немного отставал. У Маршала мелькнула мысль, выплыла откуда-то из подсознания, что хорошо бы вызвать кого-нибудь из общества милосердия или еще откуда-нибудь, но мысль была такой слабой, что зачахла в зародыше, а потом вдруг показалось вполне естественным ринуться навстречу стихии, как-то неожиданно забылась привычная настороженность, и все случилось само собой, и это стоит запомнить, это может стать хорошей отговоркой, для чего, спросит кто-то, но тут уж от всего сердца хочется ответить, какая разница, и махнуть рукой на этого кого-то, и погрузиться в бег.

Странное это было развлечение, этот бег, и не только в более широком смысле, как некий вид спорта, но и непосредственно здесь и сейчас. Вода стремилась вниз по асфальту столь полноводным потоком, что каждый плюхающийся шаг поднимал вокруг себя стену брызг до колен, до бедер, до паха, и самым примечательным было то, что вся эта масса воды совсем не мешала движению, даже несмотря на то что и в воздухе ее было много, так что, ни капли не сомневаясь, можно было бы тут же сказать, что влажность воздуха составляла все сто процентов, все равно казалось, что вязкость ее равна нулю, словно бы это свойство вдруг разом отняли у всей воды в мире.