Роман с пивом - [37]

— Меня зовут Маршал, — сказал Маршал.

Потом еще некоторое время все молчали. Жиру вдруг стала раздражать эта тишина — он заерзал, зачесался, вытянул ноги и, наконец, спросил, «ну и что с того», и посмотрел каждому из присутствующих в глаза с таким безнадежным отчаянием, словно бы пытался объяснить работникам автозаправки, собравшимся на обязательный курс психотерапии, о необходимости искоренения жизненного равнодушия.

— Как сказали бы в Америке, соу вот, — произнес вдруг Хеннинен.

— С твоими молодежными тапочками тебе теперь все американское к лицу, — сказал Маршал. — Только, Жира, я не совсем понял, это твое «чтостого» относилось к тому, что меня зовут Маршал, или вообще?

— К чему надо, к тому и относилось.

— Ааа. Тогда понятно. А то я было подумал, что у тебя есть что-то против моей персоны.

— На мой взгляд, это был очень конкретный вопрос, — сказал Жира и скорчил гримасу.

Когда наконец стало понятно, что исчерпывающего ответа на это «что с того» никому не найти, Лаура, вероятно, решила спасти вечер от повисшего в воздухе напряжения и спросила:

— А вы здесь где-то живете поблизости?

Хеннинен на это ответил, мол, я и Маршал — да, живем, а Жира просто вливается. И тут всех как прорвало, каждый хотел что-то сказать, словно внести свой вклад в спасение ситуации, стали выкрикивать какие-то резкие выражения, смысла которых никто толком не понимал, и все же этот бурлящий разговор имел какое-то удивительно будоражащее воздействие, и когда Жира заявил, что он самый влиятельный человек столетия, то Густав тут же сказала, что звучит впечатляюще, после чего Хеннинен, со своей стороны, поспешил добавить, что у кого-то тут, похоже, измеритель впечатлений зашкаливает, и так все это продолжалось до тех пор пока Маршал не сказал, что особо впечатлительным просьба удалиться, и показал на направляющихся к ним двух синеголовых полицейских в униформе, и тогда только все разом примолкли.

Полицейские двигались почему-то очень медленно, несмотря на то что вид у них был решительный, как и подобает представителям власти. Если прищурить глаза, то среди всей этой окружающей зелени они были похожи на синие ягоды. Волосы у них были приглажены, а дубинки, уж точно, длиннее, чем руки.

Они подошли и поздоровались. У них, наверное, в правилах, или где там, написано что нельзя сразу дубасить.

— Здрасте, — сказал Хеннинен.

— Здрасте, — сказал Маршал.

— Здрасте, — сказал Лаура, а за ней и все остальные за исключением Жиры, который сказал «привет» и сам, похоже, испугался.

— Отдыхаем, — сказал второй полицейский. Ему удалось произнести эту фразу точно по форме профподготовки — одновременно и констатируя, и вопрошая.

— Угу, — ответил Маршал, оно как-то выскользнуло изо рта, это тихое «угу», в спешке ничего более членораздельного для доказательства своего существования придумать не удалось.

— Разрешите взглянуть на ваши документы, — сказал полицейский.

Стали доставать документы и протягивать их снизу вверх, из положения сидя, и все это со стороны выглядело, как будто группа безногих фанатов окружила двух звезд, и теперь они неспешно раздают автографы, но полицейские только смотрели документы, не придумав, что еще с ними можно было бы сделать. Они смотрели и смотрели, а потом стали отдавать их обратно, в это время из открытого окна донесся звук ломающегося дерева, и кто-то закричал «чертого вымя», однако полицейские не обратили на это внимания, продолжая с серьезным видом заниматься бюрократией, казалось, что над ними нависло облако невнятного ожидания, словно противопожарное одеяло с инструкцией на иностранном языке, и все время где-то на внутренней стороне коры головного мозга билась сине-красная ниточка предчувствия, что вот еще миг, и они перейдут к главному и начнут расспрашивать про ограбление обувного магазина.

— Ну, книжки-то хорошие читаете или нет? — спросил один из полицейских.

Хеннинен издал еле слышное урчание, которое скорее было похоже на плач или смех, или даже болезненный приступ. Все посмотрели на полицейского. Он выждал шесть секунд, видно, считал это тактически правильным, и усмехнулся. Он был явно не прочь пошутить.

Шутник был немного старше своего напарника, тот, другой, очевидно, и по званию был младший, но тоже получил слово. Он говорил серьезно, сказал, что вынужден забрать алкоголь у несовершеннолетних девушек. Правда, из его речи было непонятно, имеет ли он в виду конкретных девушек или девушек вообще.

Вероятно, первое, потому как они тут же взялись за дело — отобрали у девушек бутылки и вылили их содержимое на землю, потом забрали и пакеты. Хеннинен попытался было сказать, мол, это наши пакеты, но они ответили, мол, в это мы, увы, не верим. Затем пожелали хорошего вечера, попрощались и ушли, гремя бутылками в пакетах. Порыв ветра пробежал по лужайке и закружился в районе полицейских, и некоторое время они действительно были похожи на два самоуверенных черничных йогурта, медленно сползающих по зеленому меху какого-то животного, или нет, скорее на двух дрожащих пасхальных цыплят, пробивающих себе дорогу на генномодифицированной травяной лужайке, или еще на что-то в этом роде.