Роман с пивом - [15]

— Кто знает, кто знает, — пробормотал Жира и сморщил лицо, не желая больше разговаривать на эту тему.

— Знает что? — спросил Маршал.

— Ничего.

Тем самым с этим делом вроде как разобрались, и стало очевидно, что пора идти за пивом.

В баре царил всепоглощающий сумрак, который тут же окутал глаза липкой паутинообразной пеленой, словно ты пытался смотреть какой-то старый черно-белый фильм в пузатом ламповом телевизоре, выставив его на самое солнце. Воздух был плотным и горячим, и насквозь пропах иссушающим табачным дымом. Все это тут же породило в душе некую героическую браваду — словно вступаешь в горящий тропический лес, привычным жестом смахивая со лба капли пота и усталости. За столиками сидели одинокие, обезображенные жизнью старики, сосредоточенно стараясь донести до беззубого рта трясущуюся кружку. С потолка свисали елочные украшения. Толстая неповоротливая баба за стойкой тупо таращилась в маленький немой телевизор, стоявший здесь же, на стойке, недалеко от автомата с солеными орешками. Шел какой-то идиотский, по всей видимости, немецкий сериал про полицейских. Маршал попросил большую кружку пива и робко протянул свои монеты. Она сгребла их и скинула в кассу, затем налила в кружку пива и привычным жестом бухнула ее на стойку. Все это она проделала, словно на автомате, так что невольно подумалось, что вот он — истинный профессионализм.

С кружкой в руке пришлось долго протискиваться между столиков в самый дальний угол террасы, и, только когда наконец удалось сесть, стало понятно, что на улице действительно очень жарко. Какое-то время ушло на закатывание рукавов.

— Ну, — сказал Маршал, после того как несколько минут посидели молча.

— Да ничего особенного, с тех пор как последний раз виделись, — отрапортовал Хеннинен.

— И все же кое-что, — вставил Жира. — Пока тут Хеннинен зачитывал свой рапорт по телефону, я был поблизости и все слышал, не нарочно, конечно. Так вот, он представил, так сказать, отредактированную версию происходящего.

— Ну уж, скажешь прямо, — отозвался Хеннинен. — Ну, сплоховали немного в самом конце, точнее, Жира сплоховал. В общем, там, в конце произошло следующее, не знаю уж, откуда он это взял и кто был виноват, но это уж совсем не мое дело, короче, все закончилось тем, что этот идиот пошел к ним туда и пожелал приятно провести время в наших краях.

— Ээ.

— На самом деле я просто перевозбудился, — сказал Жира. — От всего этого бутылочного богатства и оттого, что все сложилось так замечательно. Даже мое блудное похмелье снова исчезло, и на сей раз как-то совсем незаметно, просто пуф! пуф! и растворилось в воздухе. А потом я вдруг подумал, что мы уже уходим и надо сказать им что-нибудь приятное, как-то подбодрить их, что ли, и прежде чем я успел что-либо сообразить, я уже стоял в комнате, желая хорошо повеселиться на похоронах. Конечно, я потом сразу понял, что ляпнул сдуру, но оно просто само собой сорвалось с губ, типа, желаю хорошо повеселиться.

— Это был просто кошмар, — сказал Хенинен, потом задумался и, усмехнувшись, добавил: — В общем, повеселились.

— Да нет, у них там уже хорошая была обстановка, — стал объяснять Жира. — И про ключ они ничего не спрашивали, откуда и почему. Вот я и обрадовался, что все прошло так хорошо.

Досказав эту свою мысль, Жира вдруг поменялся в лице, словно только сейчас понял, какую глупость совершил. Он стал ритмично постукивать толстым лунообразным ногтем среднего пальца по кружке, завывая при этом что-то на мотив «уа-уа». Вероятно, это его успокаивало, во всяком случае, он довольно быстро снова пришел в себя.

Потом просто сидели и тупо таращились в кружки. Солнце жарило все сильнее, заставляя закатывать рукава все выше и выше, однако вскоре закатывать стало некуда. Таксисты лениво полувозлегали на своих «мерседесах», курили и потели, оставляя на синих форменных рубашках мокрые следы. Мимо прогремел трамвай. На первом этаже дома напротив располагался штаб какой-то религиозной секты, из открытых дверей которой доносились громкие песнопения. Проносившиеся мимо машины смешивали эти завывания с шумом дороги, и они, словно гонимые ветром грязные полиэтиленовые пакеты, тихо перекатывались по асфальту.

— Я вот о чем, — сказал Жира.

— Я догадываюсь, — прервал его Хеннинен. — Точнее, у меня такое предчувствие, я не знаю откуда, может, внезапная тишина так на меня повлияла, но мне вдруг отчетливо подумалось, что кто-то из нас сейчас предложит сыграть в кости, поэтому я и решил об этом сказать, вот так на одном дыхании, пока кислород не кончился. В общем, смысл в том, что я «за».

— Что ж, — вымолвил Жира и посмотрел на Маршала. От этого его взгляда появилось такое чувство, что вроде как надо сказать что-то умное и весомое, но не выходящее за рамки размышлений об игре в кости. Однако зародившаяся было попытка что-то сказать, прервалась самым неожиданным образом — поблизости стало разворачиваться некое действо, требующее особо пристального внимания.

Из-за угла выскочил вдруг какой-то парень лет тридцати в рваном, вероятно из соображений вентиляции, свитере, с мышиным хвостиком на затылке, то ли наркоман, то ли алкоголик, то ли просто криминальный элемент, в любом случае вычислить его проблемную специализацию по внешнему виду было очень сложно, в нем словно бы отразилась некая всеобщая и всесторонняя изношенность. Под мышкой он зажал литровую бутылку пива, которая как-то сильно выделялась из всей этой обшарпанности и поношенности. Причина этого явления вскоре стала ясна: буквально вслед за парнем, из-за угла вынырнул верзила-охранник в сером форменном костюме. Костюм был летний и какой-то излишне нарядный, что вызывало скорее недоверие, чем уважение, особенно по сравнению с тяжелым зимним комбинезоном, который, казалось, уже сам по себе говорил о предстоящей жестокой расправе.