Роман с Европой - [4]

Видение детского рая —

Огромный стоит балаган.

Потомок глухой Колизея!

Мы вежливо мимо пройдем.

Но жадно мальчишки глазеют,

Проткнув парусину гвоздем.

И так под заплатанной крышей

Оркестра гудят голоса,

Такие на пестрой афише

Заманчивые чудеса,

И люди в линялых ливреях

У входа так важно вросли,

Что, бросив окурки скорее,

Мы не устояли — вошли.

Плюются тромбоны по нотам,

И скрипки дрожит голосок,

И тленьем, навозом и потом

Утоптанный пахнет песок.

Так где-нибудь в чаще во мраке

Звериная пахнет нора…

А кто-то в малиновом фраке

Выкрикивает номера.

На розовом круглом колене

Наездница, хрипло крича,

Порхает по мягкой арене

Под выстрелы злые бича.

Приказчиков чувства волнуя,

Пустую улыбку храня,

Воздушные шлет поцелуи

С широкого крупа коня.

Растет в нас тревога глухая,

И странно сердца смущены,

Когда, допотопно вздыхая,

Прессуют опилки слоны.

Танцуют веселые кони,

Ломает себя акробат.

И публика плещет в ладони.

И клоунов щеки звенят.

Кровавые римские игры,

Всё так же пленяете вы.

Взвиваются легкие тигры.

Ревут золотистые львы.

А скрипка по-прежнему плачет.

И вот высоко-высоко

По скользким трапециям скачет

Красавица в черном трико.

И музыка в ужасе тает.

И, сделав решительный жест,

Красивое тело взлетает

На тонкий согнувшийся шест

И там выпрямляется гордо.

Дрожит и качается жердь…

С тупой размалеванной мордой

Под куполом носится смерть.

И звезды сияют сквозь дырки.

Мы смотрим наверх, не дыша.

И вдруг — в ослепительном цирке

Моя очутилась душа.

В нем ладаном пахнет, как в храме,

В нем золотом блещет песок

И, сидя на тучах, мирами

Румяный жонглирует Бог.

Летают планеты и луны,

Лохматые солнца плывут.

И бледные ангелы струны

На арфах расстроенных рвут.

Бесплатно апостолы в митрах

Пускают умерших в чертог.

Смеется беззвучно и хитро

Небесный бесплотный раек…

А здесь, на земле, мы выходим.

К трамваю бредем не спеша.

Зевнув, говорим о погоде.

И медленно стынет душа.

Бог изредка звезды роняет.

Крылатый свистит хулиган…

И темная ночь обнимает

Огромный пустой балаган.

Прага, 1928. «Воля России». 1928. № 10-11

РАЗЛУКА

Летят скворцы в чужие страны.

Кружится мир цветущий наш…

Обклеенные чемоданы

Сдают носильщики в багаж.

И на вокзалах воздух плотный

Свистки тревожные сверлят.

И, как у птицы перелетной,

У путников застывший взгляд.

И мы прощаемся, мы плачем,

Мы обрываем разговор…

А над путями глаз кошачий

Уже прищурил семафор.

Уже взмахнул зеленым флагом

В фуражке алой бритый бог…

И лишь почтовая бумага

Теперь хранит следы тревог.

И в запечатанном конверте

Через поселки и поля

Несут слова любви и смерти

Размазанные штемпеля.

И мы над ними вспоминаем

Весенний вечер, пыльный сад…

И под земным убогим раем —

Великолепный видим ад.

1928. «Воля России». 1929. № 8-9

БЕСЧУВСТВИЕ

Как ротозеи по дворцам,

Где спит бессильное искусство,

По гуттаперчевым сердцам

Бредут изношенные чувства.

В коробках каменных своих,

В кинематографе, в трамвае

Мы пережевываем их,

Лениво их переживаем.

В нас цепенеет дряблый страх,

В нас тщетно молодится вера…

Так мох цветет в глухих горах,

Колючий, высохший и серый.

Не покраснев, не побледнев,

Мы всё простим, оставим втуне,

И никогда плешивый гнев

Ножа нам в руки не подсунет.

И кто под строгим пиджаком

Хоть призрак жалости отыщет,

Когда сияющим грошом

Мы откупаемся от нищих.

А пресловутый жар в крови

Мы охлаждаем на постелях

И от морщинистой любви

В убогих корчимся отелях.

И только ветхая печаль

Нам души разрывает стоном,

Как ночью уходящий вдаль

Фонарь последнего вагона…

«Воля России». 1929. № 8-9

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Фабричный дым и розовая мгла

На мокрых крышах дремлют ровно.

И протестантские колокола

Позванивают хладнокровно.

А в церкви накрахмаленный старик

Поет и воздевает руки.

И сонный город хмурит постный лик,

И небо морщится от скуки.

В унылых аккуратных кабачках

Мещане пьют густое пиво.

Но кровь, как пена желтая, в сердцах

Всё так же движется лениво.

Хрипит шарманка, праздностью дыша.

Ей вторит нищий дикой песней…

О бедная! о мертвая душа!

Попробуй-ка — воскресни…

«Воля России». 1929. № 8-9

ВСТУПЛЕНИЕ В ПОЭМУ «ЖЕМЧУГА»

Из детских книг заимствованный мир,

Торжественный, таинственный и пестрый:

Салют из двух заржавленных мортир,

На горизонте неизвестный остров.

И добродушно-алчный капитан

Считает яркие платки и бусы,

Всё для детей: он не бывает пьян,

И никогда он не страдает флюсом.

Но мы растем, и этот мир растет,

Под теми же, что в детстве, именами,

Уж бриг не тот и океан не тот, —

Тропические будни перед нами.

Пускай грохочет театральный гром,

И пусть цветут коралловые рифы, —

Здесь так же жадно пьют дешевый ром

И так же умирают здесь от тифа.

Пусть рыбаки с лицом темней олив

Еще живут старинной рыбной ловлей,

Но шхуна, заходящая в залив, —

Простая бакалейная торговля.

И, как у нас в дремучих кабаках

Хмелеют краснорожие матросы,

И треплются в мозолистых руках

Островитянок масляные косы.

А пальмы романтически шумят

И слушают над влажной грудью мола,

Как ночью волны черные гремят,

Как страстно шепчутся любовь и доллар.

О, легче бредни юности забыть.

Нам никогда не петь, вися на вантах,

И никогда счастливыми не быть,

Как были дети капитана Гранта.

Мы выросли из зарослей лиан,

О путешествиях мы больше не мечтаем.

О жизни волооких таитян

В энциклопедии мы лучше прочитаем.

Под пальцами страницы шелестят