Роман с автоматом - [53]

Писатель понял, что пришел слишком рано, еще никого нет и его здесь, конечно, никто не ждет. Он поискал глазами практикантку, не нашел и, круто повернувшись, направился к выходу. Было еще светло, он прогулялся по аллее до многолюдной площади, спустился на рейнскую эспланаду, прошел обратно, в сторону Тонхалле, прикуривая на ходу сигарету. На эспланаде клубился народ, кафе старались выставить свои столики поближе к воде, и все они были заняты: молодые широкоплечие парни со стрижкой ежиком сидели, пили пиво, что-то рассказывали, поощряемые смехом подруг – солярных блондинок с золотыми сережками в ушах или жгучих брюнеток, с сережками серебряными. Брюнетки были пополнее, некоторые в юбках, а загорелые ноги в черных босоножках они выставляли в проход. У некоторых на пальцах ног были серебряные кольца с камнями, на щиколотках поблескивали браслеты. Он скользил по ним глазами, отворачивался, затягивался сигаретой до першения в горле, поворачивался снова. «Лучше уж в Берлине! – думал он. – Там все бедные, все социалисты, нет всей этой золотой

Он наконец нашел лестницу, поднимавшуюся от эспланады вверх, на тротуар. Там он шел, втянув голову в плечи, многократно и растянуто отражаясь в витринах, со своими длинными волосами похожий на усталого спаниеля. В одной из витрин вместе с ним отразилась темноволосая женщина, поднявшая руку в приветствии. Обернувшись, он понял, что женщина здоровается с ним.

– Сюзанна?! – спросил он.

Маленькая женщина лет тридцати пяти в очках и с веснушками лучисто, по-немецки, улыбнулась.

– Hallo! – заговорила Сюзанна поцеловав воздух рядом со щекой писателя. – Es ist schOn, dass du da bist!

Он пробормотал что-то в ответ.

– Ничего не понятно, – жаловалась Сюзанна со смехом, – как обычно и бывает. Кажется, начало еще не скоро. Смотришь город?

– Да… Немножко смотрю. Langweilig, – он коротко засмеялся.

Сюзанна рассмеялась тоже.

– Может, выпьем кофе? – спросил он.

– Пошли!

В этот день народу было много, и я только успевал приносить новые блюда. Из уличной жары люди ломились в черную прохладу, платили большие деньги за возможность поесть в темноте. Над столами поднимался пар, холод напитков, потные облака. Как мячики, разговоры летали по углам.

– Жарко. Берлин в такую жару невыносим. Пора уезжать.

– При тактой погоде хорошо пить Rose. Впрочем, здесь хорошая температура.

– Ах, так удивительно! Есть в темноте – это они хорошо придумали. Необычно.

– Всякой херни уже столько придумано – не перечесть. Денег всем хочется, всем надо.

– И вот, вчера, представь себе, нахожу у себя в ящике… Стол на четверых, двое мужчин, двое женщин. Мужчина не толстый, но высокий и плотный, при приближении крепко пахнущий козлом. Другой – более водянистый, почти прозрачный, вокруг глаз угадывались круги очков. Я разлил вино, запоминая моих посетителей, чтобы потом снова найти их.

В последние дни я работал много и с удовольствием. С тем большим удовольствием, что после нашей поездки на море что-то изменилось. Может, изменились мы.

Мы ходили по магазинам. У меня появились новые ботинки, штаны с длинными бороздками во всю длину – можно водить ногтем, сверху-вниз, снизу вверх.

– Не грызи ногти! – говорила она.

Я не замечал, что грызу ногти. Теперь стараюсь не грызть, и правда – чего-то не хватает.

Еще у меня теперь есть мобильный телефон – странная зверушка, которая дрожит, когда звонит она, или когда зверушка хочет есть – тогда дрожит по-другому. Втыкаю в розетку, отыскиваю маленькую дырочку, вставить провод – и ток бежит по проводу, провод слегка нагревается от бега. Еще телефон умеет заливаться какими-то ублюдочными мелодиями. Я спрашивал ее, нельзя ли, чтобы он просто звонил, звонком, как обычно это делают телефонные аппараты. Она смеялась, тыкала в кнопки – и телефон замолчал, и когда звонит она, чтобы сказать, что опаздывает, я чувствую только его вздрагивание – из кармана, к бедру, по плечу, параллельно пробегающей по спине теплой змейке. Больше никто не знает моего номера.

– У тебя появилась девушка? – спрашивала Аннет на работе.

Я отмахивался:

– Что ты, какая у меня девушка?

А может, изменился Берлин. Когда мы вернулись назад, город корчился под грузом облаков и проливного дождя, самолет при посадке мотало так, что я чуть не потерял сознание. В городе капли падали на не успевший остыть асфальт, теплая вода бежала под ногами. В аэропорт из самолета мы шли по гудящему, дышащему резиной коридору, и через каждые три шага в нем стояли неподвижные, безмолвные люди. В руках они держали до боли знакомое нечто, что я знал только в единственном экземпляре, теперь же, чувствуя его размноженным, терялся.

– Автоматчики, охрана, – говорила она, – ждут терактов.

Люди с оружием остались на периферии сознания, их запахи – приглушенное кисловатое дыхание, военная форма, водянистый пот, машинное масло – снились мне потом, и иногда я чувствовал их на улице, оборачиваясь и понимая, что ошибся. В ресторане я об этом забывал. А иногда, прислонившись на темной половине к стенке и тихо стоя за спинами людей, сам чувствовал себя таким же автоматчиком.

– Послушай, зачем? У тебя есть машина. Совершенно прелестная машинка, а? Я знаю, да, у Сабины «Mini Cooper», и что? Какое тебе дело? Лучше поедем сегодня ко мне, купим шампанского. Я закажу торт. Ну, дорогая?