Роман роялиста времен революции - [49]
"…Я считаю неизбѣжной междуусобную войну, — писала она m-me де-Бомбелль. — Безъ этого не будетъ конца анархіи. Чѣмъ дольше будутъ съ ней медлить, тѣмъ больше будетъ пролито крови. Вотъ мой принципъ. Еслибъ я была королемъ, я бы имъ руководилась…" [58].
Этимъ убѣжденіемъ были слишкомъ проникнуты и члены Salon franèais, чтобы принцесса Елизавета не явилась для нихъ желаннымъ главою.
Одно случайное обстоятельство дѣлало возможнымъ ихъ ежедневныя сношенія съ нею. Съ того времени, какъ принцесса распустила свой домъ, Жилліе состоялъ при ея особѣ. Такимъ образомъ Жилліе, какъ бы акредитованный посолъ Salon franèais, вскорѣ послѣ федераціи 1790 г., велъ переговоры съ принцессой Елизаветой по поводу одного изъ плановъ бѣгства королевской семьи, чрезвычайно хорошо обдуманнаго, лучшаго изъ всѣхъ, какіе предлагались. Подъ предлогомъ охоты въ Фонтенебло, король верхомъ долженъ былъ доѣхать до Аваллона; изъ Аваллона предстояло добраться до Отенъ, гдѣ королева должна была присоединиться къ нему и вмѣстѣ съ нимъ и его сестрою направиться въ Ліонне. Де-Поммель, составившій этотъ планъ, былъ увѣренъ въ преданности тѣхъ двухъ городовъ, черезъ которые приходилось проѣзжать, а также въ преданности войска, которое стояло въ немъ гарнизономъ. Онъ разсчитывалъ, что подъ его конвоемъ будетъ легко добраться до Ліона. А тамъ можно будетъ организовать сопротивленіе.
Вирье отвѣчалъ за содѣйствіе его друзей, дофинцевъ, къ которымъ должно было присоединиться порядочное количество дворянъ пограничныхъ провинцій.
Ла-Кейлю и де-Сабранъ, епископу Лаонскому, было поручено сообщить объ этомъ проектѣ принцессѣ Елизаветѣ. Сначала самъ король, какъ будто, отнесся сочувственно къ нему, такъ что сестра его писала m-me Режекуръ: "здоровье больного поправляется. Ноги его становятся крѣпче, вѣроятно, скоро онъ будетъ въ состояніи ходить".
Надо ли говорить, что подъ больнымъ подразумѣвался Людовикъ XVI?
Но увы! черезъ нѣсколько дней новое письмо оповѣщало, что "больной снова впалъ въ свою апатію".
"…Доктора, — писала съ грустью принцесса, — видятъ угрожающіе симптомы".
Ничто такъ не обезкураживало и не разстраивало партію роялистовъ, какъ нерѣшительность короля. Но что значили эти несогласія сравнительно съ тѣмъ разладомъ, какой царилъ въ королевской семьѣ?
"…Богъ милосердъ, — писала принцесса Елизавета, — онъ положитъ конецъ несогласію въ семьѣ, для которой такъ необходимы единомысліе и согласіе. Не могу думать объ этомъ безъ ужаса, не сплю ночей, сознаю, что это несогласіе погубитъ насъ всѣхъ".
"У насъ въ домѣ адъ, — писала въ свою очередь королева въ Ферзену:- моя сестра (принцесса Елизавета) такъ безразсудна, и до такой степени подъ вліяніемъ своихъ братьевъ, что нѣтъ возможности разговаривать съ ней или надо ссориться съ ней каждый день".
По этимъ отрывкамъ изъ переписки можно судить о томъ, какъ Маріи-Антуанетта отнеслась въ тому вліянію, какое ея belle soeur вздумала проявлять на Людовика XVI. Не тутъ ли была причина тѣхъ противорѣчій, отъ которыхъ король безсильно отбивался?
Планъ побѣга, который былъ сперва принятъ, и отъ котораго Людовибъ XVI внезапно отказался, заключалъ въ себѣ много шансовъ успѣха.
20 тысячъ крестьянъ, съ Жаллезомъ во главѣ, готовы были идти на кличъ: "да здравствуетъ король!" Принцъ Конде и графъ д'Артуа должны были прибыть въ Ліонъ, чтобы стать во главѣ мятежа, организованнаго вѣрными "Salon franèais". Изъ донесеній, присланныхъ Вирье старшиной этого города, Эмбертомъ Коломесомъ, видно, что мятежъ готовъ былъ вспыхнуть. Представьте себѣ, что были даже предусмотрѣны разныя подробности по пріему принцевъ и разныя административныя формулы новаго правленія. Говорили, что доводы короля Сардиніи и имератора Австрійскаго разрушили этотъ проектъ. Дурныя отношенія Леопольда къ королевской семьѣ несомнѣнны изъ многихъ доказательствъ. Тѣмъ не менѣе, кажется, нерѣшительность короля, происходившая вслѣдствіе разлада въ семьѣ, была настоящею причиной этого новаго удара, нанесеннаго надеждамъ роялистовъ, которые вмѣстѣ съ Вирье и его друзьями искали благополучія Франціи въ самой Франціи.
Надо, чтобы эти люди, — какъ выразился принцъ де-Линь — "умѣли держать надежду въ ежовыхъ рукавицахъ", такъ какъ каждый часъ сбивалъ ее только больше съ толку.
Теперь вдругъ, неизвѣстно съ чего, король санкціонировалъ гражданскую конституцію духовенства.
"Утвержденіе это состоялось въ день св. Стефана, — писала принцесса Елизавета;- вѣроятно этотъ блаженный мученикъ долженъ отнынѣ служить намъ примѣромъ" [59].
Тотъ, кого побиваютъ каменьями, умираетъ тысячью смертями. Это непрерывное страданіе, которое все не кончаетъ съ вами, есть синтезисъ всѣхъ мукъ. Церковь и монархія, избиваемыя всяческими руками, были пришиблены, но не умирали.
Ревомъ тріумфа была встрѣчена злосчастная слабостъ короля. Врывались въ церкви, чтобы драться въ нихъ, чтобы заставлять въ нихъ танцовать, какъ въ Кастельнодари, священниковъ и монахинь, оторванныхъ отъ ихъ паствъ и монастырей.
Въ Греноблѣ скандалъ достигъ величайшихъ размѣровъ. Извѣстія, какія доходили о немъ до Вирье, доводили его отчаяніе до пароксизма.
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.