Роман одного открытия - [2]

Обстановка, в которой действуют герои, их внутренние побуждения и поступки понятны читателю, ибо они обыкновенны и свойственны человеческой природе. Выдумка здесь послужила лишь поводом для того, чтобы изобразить унылую картину той безрадостной действительности, когда творческая смелость оплачивалась слишком дорогой ценой. Поэтому перед читателем на всем протяжении романа зримо стоит судьба героя — она волнует его, бунтует его чувство справедливости, убеждая его в том, что совесть человека никогда не должна служить низким целям тех, кто привел творца Белинова к гибели.

Роман Среброва — одно из тех немногих произведений болгарской художественной литературы, в которых фантастика и реалистическое изображение сплетаются в жизненно оправданную, художественно осмысленную ткань повествования, сотканную с превосходным чувством художественной меры, что делает гражданскую позицию автора еще более приемлемой. К достоинствам романа можно также отнести следующее: чутье писателя, которое в данном случае можно назвать новаторским, позволяет ему преодолеть пространность бытописания и добиться сжатой формы повествования — экспрессивной, освобожденной от излишнего словесного груза. Именно такого решения требует сюжетное построение книги. Она выдержала испытание временем и не перестает по-прежнему волновать и будить силы ума и сердца, как бывает всегда при соприкосновении с истинным искусством.

Автор был совсем близок к традиционному психологизму, к чрезмерному анализированию, к чрезмерно пространной мотивировке поступков и к тщательной, доскональной внешней обрисовке героев. Но он вовремя спохватился и нашел правильное решение, изобразив то, что хотел, по-новому — лаконично и образно, пользуясь богатыми средствами подлинного искусства, вымещающими излишний психологизм из художественного произведения.

Писатель вводит нас в среду ученых-биологов, мечтателей-архитекторов, художников и революционеров — в общество людей, наделенных удивительной чувствительностью и интуицией, мгновенным, не притупляющимся «гражданским рефлексом» и безмерным чувством красоты. Автору удается очень быстро и незаметно сроднить нас с этой средой — условности фантастики отступают, сходят на нет, и мы начинаем верить своим героям и жить одной с ними жизнью. Взволнованный тайнами науки, предающийся философским размышлениям, автор ведет нас за собой, и это говорит о зрелости его произведения, выводит подтекст, проистекающий из сложного изобилующего конфликтами, замысла романа. Вызволение неспокойной мысли Здравко Среброва не становится самоцелью, что может легко перейти в авторскую манеру — оно находится в неразрывном художественном единстве со всем произведением. Поэтому, даже в тех местах, где мысль писателя выявляется чуть ли не в форме афоризма, она все же не утрачивает своей органической связи с романом.

Есть одна сцена в доме ученого Белинова, «Вечеринка у Асена Белинова», которая стоит в центре романа и является его кульминационной точкой. Живость диалога, сверкающего порой ослепительными блестками, его художественная осмысленность делает эти страницы неотъемлемой частью нашего литературного фонда. «Дядя из Америки», великолепная глава «Неожиданные выводы из демонстрации сумасшедших», образ Биловена, драма Синилова, социологические прозрения в главе «Оппозиция Биловена» — уже только это может оправдать жизнь любого писателя.

В отношении художественного и психологического решения образ д-ра Синилова представляет собой открытие. При его обрисовке перевес на стороне изобразительных художественных средств — и это великолепно оттеняет и в то же время уравновешивает графические очертания других образов. Сцена с девушкой и Радионовым, развязка с Ноной Белиновой в центре поражают своим неожиданным и глубоким психологическим эффектом. Синилов — не подлец по природе. Его делает таким постепенно складывавшийся взгляд на жизнь, который в свою очередь обусловливает его цинизм. Этот взгляд, лишивший в его глазах человеческие добродетели всякой ценности, и заставляет его презирать «фантазеров» — с ними он в состоянии войны, хотя с их стороны ему не грозит никакая опасность. Этот сложный душевный узел заключает в себе скрытое недовольство от смутного сознания того, что сам он не может стать таким «фантазером», ибо ему не достает силы тех «слабых», ибо он не способен на жертвы ради «какой-то там бессмыслицы», ибо у него нет идеалов, во имя которых он бы мог принести жертву.

Мы закрываем книгу Здравко Среброва с чувством удовлетворенности, душевной разрядки: ведь почти незримая нить фантастического возвысила и приблизила нас к истинно прекрасному; ужасная ночь и смерть ученого-мученика становятся избавлением и воскресением.

Нередко нас долго не покидает чувство, спонтанно возникающее по прочтении каких-либо мест романа, чувство радости или восторга, а это убедительнеее всего говорит от том, что в руках у нас побывало подлинно художественное произведение.

Станислав Сивриев

ШКАТУЛКА

Тут к вечеру с востока начинал задувать холодный ветер — свежий, пахнущий морем, по временам суровыми, необузданными порывами. Не всегда и в заливе море было спокойно. Ветер врывался в трещины, в скалах, свирепствовал в густой зелени садов, уносился в близкие горы, притаившиеся в сгущающемся сумраке наступающей ночи. Разметав камыши на каменистых отмелях, он сливался с ревом волн, разбивающихся в пену и пыль о прибрежные камни.