Роман - [147]

Но наибольшее удовлетворение ей приносило то, что в Дрездене ее признавали за свою. Умелому плотнику потребовалось всего две недели, чтобы устранить в новом доме все перечисленные Эммой недостатки. С помощью Стрейберта Ивон к концу ноября привела его в жилой вид и, наперекор ожиданиям, отпраздновала День Благодарения уже в нем вместе с Йодерами и Цолликофферами, которые натащили на праздник такое множество немецких блюд, что запаса еды в ее холодильнике теперь хватит, наверное, до следующего Рождества. Праздничное застолье на День Благодарения омрачали лишь непрекращающиеся споры двух немцев о том, кто мог быть убийцей Тимоти.

Радовало Ивон то, как на ее призыв о помощи откликнулся профессор Стрейберт.

— Ему было нелегко, — говорила она мне, — вернуться в Мекленберг после столь скандального ухода и вновь начать работать со мной, после того как он отрекся от меня.

— Я все еще не могу простить ему те неприятные вещи, которые он говорил о вас. Он обязан вам всем и должен помнить об этом.

— Когда честолюбивый человек пробивается наверх в своей профессии или встает на защиту того, во что верит, он зачастую наступает кому-нибудь на мозоль. — Но эти слова показались ей недостаточно убедительными, и она привела другой довод в оправдание его поведения: — Возможно, он был вынужден уйти из «Кинетик», поскольку посчитал неприемлемым для себя работать в издательстве, принадлежащем немцам. К тому же мы постоянно отходим от тех идей, которые он поддерживает в литературе. Это мешает ему высказывать те критические суждения, которые не высказать он не может.

— Но зачем ему надо было отказываться от вас?

— Возможно, он перерос и меня тоже.

— Вы защищаете его? После того как он публично оскорбил вас?

— Редакторам присуща одна черта. Мы всегда радуемся, когда у писателя, с которым мы работали, появляется по-настоящему хорошая книга, независимо от того, кто ее издал. Такой успех помогает нам верить в себя. К Карлу же я вынуждена обратиться, потому что нам нужна его помощь в работе над романом вашего внука. Его одобрение придаст роману больший вес. Кроме того, Стрейберт всегда нравился мне.

Должна признаться, что Стрейберт отлично справился с порученным ему очерком, в котором он сравнивал Тимоти с такими безвременно ушедшими из жизни литераторами, как поэт Сильвиа Плат и прозаик Натанаэл Уэст. Предисловие Карла должно было сослужить роману неплохую службу. Еще больше удовлетворения приносила мне работа по реконструкции романа, когда при моем участии Мармелл, Стрейберт и Соркин выстраивали в логической последовательности пять отдельных фрагментов романа и увязывали их в единое целое. При этом у меня было такое ощущение, что Тимоти обрел вторую жизнь и находится с нами. Мое сердце переполнялось благодарностью к возродившим его чародеям, и в первую очередь к Стрейберту — моему вновь обретенному другу.

Но пришло время, когда ему надо было возвращаться в Темпл. В последний день его пребывания с нами Ивон, я и он сидели перед большими окнами и говорили о его будущем.

— Карл, — начала я, — это просто нелепо с вашей стороны — рвать связи со своими земляками. Вы здесь родились, получили образование, сделали здесь главные шаги в жизни, здесь ваши друзья: Тимоти, Ивон, я — вы не найдете нигде лучших друзей.

Но это не задело его за живое.

— Вы не представляете, какое удовлетворение приносит мне новая работа. И Филадельфия вполне может стать привлекательной, когда у тебя там есть друзья.

— Но неужели вы не скучаете по Ванси и своим старым друзьям, которые у вас остались здесь?

— Скучаю… — после долгой паузы ответил он.

Ивон молчала, а я продолжила:

— Карл, Филадельфия не так уж далеко. Всего каких-то сорок миль. Многие люди преодолевают такое расстояние ежедневно.

— Я не могу.

— Я хотела сказать, что вы могли бы обосноваться здесь. Приезжать сюда на уик-энды. Поддерживать связи со своей родиной… и колледжем.

Подперев подбородок кулаками, он раздумывал целую минуту, что было слишком долго, когда две заинтересованные женщины ждут ответа. А затем сказал такое, чего ни Ивон, ни я не ожидали услышать:

— Я не могу преодолеть чувство, что Лукас Йодер украл у меня мою родину. У меня нет желания…

— Карл! — воскликнула Ивон. — Вас ждет блестящее будущее, я не сомневаюсь в этом. Оно может быть еще более светлым, если вы сохраните свои корни. Я знаю, Карл, потому что сама стремлюсь к тому, чтобы почувствовать под ногами твердую почву.

Теперь настала моя очередь:

— Вам никогда не приходило в голову, что со смертью моего мужа и внука этот дом стал слишком велик для меня одной? Часть его легко превратить в квартиру, которую вы могли бы иметь… или арендовать, по своему желанию.

— У меня тоже теперь просторный дом, — тут же добавила Ивон. — Можно прорезать отдельную дверь, которая вела бы в ваши собственные комнаты.

Услышав эти слова, Стрейберт вскочил и воскликнул чуть ли не с болью:

— Почему вы предлагаете мне это?

— Потому что мы любим вас, — ответила я. — Потому что вы часть нашей жизни. И немаловажная часть.

Мысль о том, что двое людей, никак не связанных с ним напрямую, могут быть так заинтересованы в его судьбе, оказалась для него настолько непривычной, что он не смог сразу переварить ее, и мы трое сидели и молчали. В вечерних сумерках на лужайке, где было найдено тело, появилась одинокая фигура капитана Стампфа. Уставившись в землю, он сосредоточенно пытался восстановить события той ночи.