Роли леди Рейвен. Книга вторая - [43]

— Значит, мой муж был у вас? — спросила я, проигнорировав угрозу, и первый блестящий кругляшок перекочевал на противоположно сторону стола.

— У меня был человек, который может быть вашим мужем. За последний год у меня был всего один целитель, приходивший по поводу печати.

— Как он выглядел?

Как примерная супруга я все же первым задала этот вопрос. Пусть моя легенда и не воспринимается всерьез, мне лично будет спокойнее ее придерживаться.

— Лицо было скрыто.

Я досадливо поморщилась и тут же уставилась на артефактора с подозрением. Врет? Прикрывает?

— Совсем никакого описания? — Очередная монета покинула первую стопку.

— Он был одет, как вы, мэм, — просто, но дорого, скрывал волосы под шляпой, а лицо под платком. Высокий, худощавый, цвет глаз я не запомнил, мне, знаете ли, ни к чему. По голосу — не стар. Говорил с легким форсийским акцентом.

Форсийский акцент?.. Иностранец?

— Это мог быть он, — невозмутимо признала я. — Значит, вы поставили ему печать?

— Нет, мэм. Я сказал, что он приходил по поводу печати, но не что я ставил ее.

— То есть он ушел от вас незапечатанным?

Хитрый торгаш нарочно отвечал так, что приходилось задавать все новые вопросы, но тут мне оставалось только скрипеть зубами — он хотел заработать, а я приняла условия сделки.

— Вовсе нет. Он уже был запечатан, когда пришел.

— Тогда зачем же он приходил? — изумилась я. — И где он поставил печать?

— Два вопроса — две монеты. — Старьевщик-артефактор поманил золото пальцем и, получив недостающее, ответил: — Где он ставил печать, мне неизвестно, а ко мне он пришел за помощью.

— Печать была поставлена неправильно… — Увлекшись и забывшись, я произнесла эту фразу с отчетливой утвердительной интонацией, и мой собеседник едва заметно ухмыльнулся. — И как вы ему помогли?

— Никак. Печать ставится раз и навсегда, ее невозможно снять, изменить или переставить. Это я и сообщил вашему предполагаемому мужу.

Поколебавшись немного, я задала все же вопрос, не имеющий ни малейшего отношения к делу пропажи моего драгоценного супруга.

— В чем заключался дефект печати?

Однако ответил старьевщик совершенно невозмутимо, лишний раз подтвердив догадку — мои запутанные семейные отношения его не интересовали ни в малейшей степени.

— Скорее всего, артефактор торопился и не проверил размер «окна». Поставил двойку там, где нужна была тройка. В итоге печать встала практически вровень с краями окна. Впервые видел подобное.

— Когда это было?

— В мае.

По срокам сходилось идеально. В июне была совершена первая попытка убийства. Если Живодера запечатали в феврале — апреле, то к маю он почувствовал, что что-то идет не так, и попытался обратиться к специалисту. Почему не к официальному? Понятное дело почему, если он ощущал желание убивать и с трудом контролировал свои действия, то просто побоялся…

Все сказанное артефактором прекрасно подтверждало мою версию, но, к сожалению, не давало практически ни малейшей зацепки для дальнейшего расследования. У меня оставалось еще ровно два столбика, но идей, как выжать на них максимум информации, особенно не было.

— Куда он направился после вас?

— Я не слежу за покупателями.

— Есть ли в Карваноне другие артефакторы, вроде вас, кто ставит печати?

— С последней зачистки — нет. Работали еще трое, но все они были вынуждены закрыть свои лавки и отправиться на курорт. — Мужчина недобро сверкнул глазами.

— Когда была последняя зачистка?

— В прошлом ноябре.

Не сходится. Значит, маньяка запечатывали не в Карваноне. Плюсуем акцент, и область поиска уже выходит за пределы королевства. Искать еще и за границей? Ну почему, чем дальше, тем это дело становится сложнее, а не проще?

Одно радовало — Живодер все же потихоньку обретал плоть и кровь. Он был здесь, он разговаривал с этим артефактором-самоучкой, он пришел сюда со своей бедой и вышел отсюда обратно на улицы столицы. Высокий, худощавый, хорошо одетый, с форсийским акцентом. Вдова держателя паба в Тарнхиле упоминала, что на нападавшем был сюртук из хорошей ткани. Показания совпадают.

Я размышляла, старьевщик терпеливо ждал, не поторапливая.

Вопросов больше не нашлось. Оставшихся денег было откровенно жаль, но я, вздохнув, передвинула монеты на другую половину стола.

— Благодарю, вы мне очень помогли.

— Всегда рад, мэм. — Физиономия артефактора лоснилась довольством, как морда объевшегося сливок кота, усиливая ощущение того, что меня только что обобрали до нитки за пустяк. — Всегда рад. Позвольте вас проводить…

Снова глухие шаги по темному коридору, и помещение лавки, в котором пахло затхлостью.

— Всего доброго, — я скупо кивнула и направилась к выходу.

Стивенсон беззвучной тенью скользнул следом.

Лавку старьевщика мы покинули совершенно беспрепятственно, как и предполагалось. И, шагая обратно по узкой улочке туда, где нас дожидалась пролетка, я чувствовала, как мысли о расследовании отодвигаются на задний план, уступая место глухому раздражению с лейтмотивом «Я же говорила!». Вот нужно же было раздуть скандал из-за такой ерунды! Пришла, расспросила, ушла, и ничегошеньки ровным счетом со мной не…

Передо мной ярким сиреневым цветом вспыхнул щит, в который я врезалась носом. В следующее мгновение вцепившиеся в локоть пальцы дернули меня в сторону, отшвыривая к стене, а все дальнейшее загородила спина Стивенсона, и сонную тишину квартала вдребезги разбили оглушительные выстрелы.