Ролан Барт о Ролане Барте - [24]

Возвращение на трамвае — воскресным вечером, от дедушки с бабушкой. Ужинали прямо в спальне, у камина, бульоном с гренками. Летними вечерами, когда день все никак не кончится, по сельским дорогам гуляли

матери, вокруг них увивались дети — настоящий праздник.

В комнату залетела летучая мышь. Боясь, как бы она не вцепилась в волосы, мать посадила его себе на спину, они закутались в простыню и стали выгонять летучую мышь каминными щипцами. Сидя верхом на стуле у поворота на виллу Арен, полковник Пуамиро — огромный, с лиловым лицом в прожилках, усатый, близорукий и с затрудненнойречью — смотрел на толпу, шедшую на корриду и обратно. Как было мучительно и страшно, когда он его обнимал! Его крестный Жозеф Ногаре время от времени приносил ему в подарок мешочек орехов и пятифранковую монету. Г-жа Лафон, классная наставница в младших классах байоннского лицея, носила костюм, блузку и лисий мех; в награду за правильный ответ она давала ученику конфетку, по форме и вкусу напоминавшую малину. Г-н Бертран, пастор с улицы Авр в квартале Гренель, говорил медленно, торжественно, закрыв глаза. Перед едой он каждый раз читал немного из старой библии в зеленоватом холщовом переплете с вышитым крестом. Чтение тянулось очень долго; если был день отъезда, мы чуть не опаздывали на вокзал.

Раз в год к нам домой приезжало ландо, запряженное парой лошадей; его заказывали в конторе Дарриграна на улице Тьера, чтобы отвезти нас на байоннский вокзал, к отправлению вечернего парижского поезда. Ожидая его, мы играли в карты, в «желтого карлика». Снятые по переписке меблированные комнаты оказались заняты. Ноябрьским парижским утром они очутились посреди улицы Гласьер прямо с чемоданами и вещами. Их пустила к себе местная молочница, угостила горячим какао и круассанами.

За иллюстрированными журналами ходили в бумажную лавку на улице Мазарини, хозяйка которой была родом из Тулузы; в лавке пахло жареной картошкой; хозяйка выходила из задней комнаты, дожевывая еду. Г-н Грансень д'Отрыв, учитель четвертого класса, был весь из себя очень изысканный, держал в руке лорнет в черепаховой оправе и источал пряный запах; он разделял класс на «лагеря» и «скамьи», у каждой из которых был свой «вождь». Сражались только по поводу греческих аористов. (Почему это учителя — такие хорошие проводники воспоминаний?)

Году в 32-м в «Студии 28» я один, майским днем в четверг после обеда, смотрел «Андалузского пса»¹; когда в пять вечера вышел на улицу Толозе, там пахло кофе с молоком, которое пили прачки в перерыве между стирками. Невыразимое воспоминание о чем-то эксцентричном — от непомерного безвкусия. В Байонне из-за стоявших в саду больших деревьев было много комаров; окна занавешивали тюлем (впрочем, дырявым). В комнатах укгли ароматические рожки под названием «Фидибус». Потом появился «флай-токс», распылявшийся из скрипучего насоса, который почти всегда был пуст.

Г-н Дюпуэ, учитель выпускного класса, по желчности характера никогда не отвечал сам на заданный ему вопрос; иногда он целый час молча ждал, пока кто-нибудь не найдет ответ, — или же выставлял из класса задавшего вопрос.

Летом в скромном приземистом домике квартала Бейрис меня по утрам в девять часов ждали два мальчика: нужно было помогать им делать задания на лето. На куске газетной бумаги стоял и ждал меня также стаканчик кофе с молоком, приготовленный их бабушкой, - кофе был очень бледный, приторный и противный. И т. д. (Припоминание, не будучи частью Природы, включает в себя и «т. д.».)

Я называю припоминанием такое действие - смесь наслаждения с усилием, - которое осуществляется субъектом, чтобы обрести тонкое, не усиленное и не пронзительное воспоминание; это настоящее хайку. Биографема (SFL, 1045, II) - это не что иное, как искусственное припоминание, которое я приписываю любимому мною автору.

Несколько приведенных выше припоминаний как бы тусклы (незначительны, освобождены от смысла). Чем более тусклыми их делаешь, тем меньше они подвластны воображаемому.

1. Фильм Л.Бунюэля и С. Дали (1929)

Глупец?

Классическое воззрение (исходящее из единства человеческой личности): глупость - это род истерии, достаточно увидеть себя глупым, чтобы стать уже менее глупым. Диалектическое воззрение: я соглашаюсь быть множественным, чтобы во мне жили кое-какие вольные участки глупости. Он нередко чувствовал себя глупцом — потому что обладал только моральным умом (а не научным, политическим, практическим, философским и т. д.).

Машина письма

Году в 1963-м (в статье о Лабрюйере - ЕС, 1343,1) он увлекся понятийной парой метафора/метонимия (хоть и знал о ней еще со времен бесед с Г.¹ в 1950-м). Подобно волшебной палочке, понятие — особенно парное — снимает некоторую возможность письма: здесь, по его словам, залегает возможность нечто сказать. Таким образом, творчество развивается как ряд концептуальных увлечений, волнений, преходящих пристрастий. Дискурс движется отдельными маниями судьбы, отдельными приступами любви. (Лукавство языка: engouement [увлечение] значит «закупорка»: на какое-то время слово застревает в горле.)

1. Лингвист А.-Ж.Греймас.