Роль второго плана - [23]

– Увы, мне это ничего не дает.

– Тогда можешь проиграть ее в рулетку, – советует Блинов, – глядишь, хоть здесь повезет.

– Попробую.

– Слушай, – негромко обращается ко мне начальник охраны, снимая очки, – а как там сейчас?… Ну, у нас? В ментуре?

Да, я не ошибся. Это на всю жизнь.

– Ничего… Но хотелось бы лучше.

– Н-да, – вздыхает начальник охраны, никак не комментируя мой ответ. Но и без комментариев все понятно. Ему здесь тоскливо и скучно, несмотря на офис, деньги и относительно спокойную работенку.

Я поднимаюсь, благодарю его и возвращаюсь в зал. Подхожу к рулетке, бросаю фишку на поле и сразу проигрываю. Не повезло. Надо убираться. Девочка-крупье, судя по значку – Юля, смотрит на меня с вымученной улыбкой. Я называю это работой. Может, подарить ей кактус? Не георгин, конечно, но все равно – цветок. Парамоше хватит одного.

– Это вам, Юля, – я извлекаю из пакета кактус в маленьком горшочке и ставлю на зеленое поле, – цефалоцерус.

Улыбка теплеет.

– Ой… Спасибо.

В зале появляется Блинов. Отсканировав взглядом вверенную территорию, направляется ко мне.

– Слушай, старина… Я еще раз посмотрел базу. Бочкарев к нам не приходит, это однозначно. Но была Бочкарева. Баба.

– Как звать? – оживляюсь я.

– Вот, – начальник охраны протягивает мне распечатку, – Жанна Андреевна.

– Это его жена, – я опускаю глаза на текст, – приходила один раз, 22 апреля, в 20.08… Выигрыш двести рублей. Не густо.

– Да, один раз мужик девять тонн баксов сорвал.

– Я не о том… Мне нужно другое.

– С кем приходила? – догадывается Блинов.

– Да. Это возможно?

– Идем.

Мы возвращаемся в рабочие апартаменты. По пути Блинов посвящает меня в профессиональные тонкости.

– Я дал указание, тех, кто приходит парами, регистрировать с минутным интервалом. Сейчас мы посмотрим, кто приходил двадцать второго апреля в 20.07 или 20.08.

Возможно, я опять пролечу. Возможно, Жанна Андреевна заскочила в казино с подружкой, а, может, и вовсе одна. А фишку подарила мужу, как сувенир. Но пока есть хоть малейший шанс, надо использовать его до конца. Взял фишку – играй.

– Так…Сейчас. Есть! – Блинов отрывается от клавиатуры.

Бест! Мы не напрасно начали игру…

Блинов с плохо скрываемой завистью смотрит на меня. Я его понимаю.

Это уже не его.

– Старина, – он кладет мне руку на плечо, – если раскроете, в сводочке меня упомяните, а?

Я называю это ностальгией.

– Лады, не проблема. С вас тоже «палки» требуют?

– То-то и оно, что нет, – вздыхает Блинов, – тебе распечатать?

– Да, если не жалко.

– Не жалко.

Получив желаемое, еще раз благодарю бывшего коллегу и покидаю это богоугодное заведение в добром настроении. Прежде чем идти к метро, разворачиваю распечатку и убеждаюсь, что мне не почудилось.

Не почудилось. Жанна Андреевна приходила в «Бармалей» с замом своего мужа. Рудольфом Аркадьевичем Шиловым. Теперь понятно, почему он так скис, когда Жора нашел фишку.

– Это было супер! – Жора поднимает оба больших пальца, – сначала тарелочку разбили о камеру.

– Зачем? По пьяни?

– Ты что?! Обычай такой у киношников. Традиция. Перед первым дублем тарелку о камеру бить. Чтоб фильм получился. Ну, вроде, как шампанское при спуске корабля. Потом стали сцену убийства снимать. Браток один курит у окна, ему пуля в лобешник влетает, мозги наружу, а он сам из окна вываливается.

– Погоди, а стреляли снаружи?

– Конечно. Снайпер ему жахнул промеж рогов, – Жора пытается изобразить человека, которому в голову попала пуля.

– А почему он тогда в окно вывалился, а не на пол упал?

– В окно красивее! Это кинематографический допуск. Ведь, правда жизни и правда кино совсем разные вещи… Я и не знал, как выстрел в лоб делается. На затылок актеру лепят куриную требуху. А потом плюют в лоб специальным шариком с краской. Через трубочку. Актер дергает головой, требуха слетает, а зрителю кажется, что это мозги! Итальянская технология! Круто!

– Это ж еще попасть надо. Можно глаз выбить.

– Нельзя. Трубочка на штативе стоит. Главное, чтоб артист не шевелился. Потом немножко компьютером подрехтуют и порядок.

– Кого подрехтуют? Артиста?

– Изображение! Сейчас в кино без компьютерных технологий никуда. Лет через двадцать кинопленки уже не будет. Все спецэффекты и трюки будут на компе делаться, – Жора сверкает эрудицией, как игрок «Что? Где? Когда?»

– Но артисты, надеюсь, останутся?

– Поживем – увидим. Короче, я вчера весь день на площадке и проторчал. А после отмечать поехали. Ох, Андюхин, – Жора потирает бок, – в ментуре пьют много, сам знаешь… Но как там хлещут, это смерть! Водку – стаканами и без закуси. Я после второго залпа завязал, иначе б умер. Черт с нею, с офицерской честью, здоровье дороже. А ребятам, хоть бы хрен. Как и не пили. Лабудянский, правда, не остался с нами. Сразу после съемок уехал по делам. Но зато группа оторвалась… Сегодня продолжают снимать. В павильоне.

Надо отметить, утром Георгий был похож на автолюбителя, без доплаты сменившего старый «Москвич» на новый БМВ. Неземное счастье меж рогов. И даже остаточные явления растворились в океане горячих эмоций, как сахар в чашечке кофе. Правда, выхлоп до конца не растворился.

– Я после вчерашнего, знаешь, о чем подумал? – Георгий раскидывает руки вдоль спинки дивана и закатывает глаза, – вот что после нас останется? Ну, в смысле следа в истории?