Роль второго плана - [2]

С Лабудянским я познакомился, как это у нас, сыщиков и бывает, в ходе выполнения своих прямых обязанностей. Год назад квартиру режиссера обнесли, цинично выбив хилую дверь ногой. Я немедленно отреагировал, быстро выехал, качественно все запротоколировал, то есть, показал высокий профессиональный уровень. Вещички, правда, так и не нашлись, мы, увы, не всесильны, но надежду я не теряю, глядишь что-нибудь, когда-нибудь и отыщется. Режиссер время от времени наведывается к нам, узнать о ходе расследования, я убеждаю его, что розыск активно ведется и преступник вот-вот приземлится на скамью подсудимых. Мы вместе обсуждаем смелые версии, чертим круг подозреваемых, планируем многоходовые комбинации. Хотя версия тут одна – дверная. Пожалел денег на нормальную дверь, вот и получай. И не вали теперь на злобных завистников таланта. Но я это режиссеру не говорю, чтобы не расстраивать. Каждый раз он уходит от меня с благодарностью во взгляде, стало быть, я свою продуктовую карточку, как говорил Жеглов, получаю не зря.

Я достаю из сейфа материалы, но подготовить их к отправке, похоже, не удастся. В кабинет заглядывает проснувшийся Георгий. Вероятно, услышал хлопок моей двери и решил отрапортовать о событиях минувшей ночи. Ночь, судя по внешнему облику напарника, выдалась Варфоломеевской. Георгий похож на воробья, нечаянно угодившего в миксер. Больше тут добавить нечего, поэтому ограничусь сказанной метафорой.

– Здорово, – мрачно приветствует он, протягивая руку, – чего в такую рань приперся?

– Надо, – коротко отвечаю я, – Хотя не такая уж и рань. Что, разбудил?

– Не до сна… Мокруха у нас. Всю ночь с Васькой пахали.

– Раскрыли, надеюсь?

– Раскроешь такое… У нас не семь пятен во лбу.

Насчет «пятен» подмечено в «десятку».

– Рассказывай.

Георгий разминает немузыкальными пальцами сигарету, прикуривает.

– Директора фабрики хлопнули. По переработке бытовых отходов. Илья Сергеевич Бочкарев. Пивная фамилия. Сорок девять лет от роду. Прямо в адресе завалили. На Пескоструйной, пять.

– Заказуха?

– Хрен его разберет… Вообще то, не очень похоже. Статуэткой бронзовой по репе, прикинь? Два удара. Второй, наверно, контрольный. Жена обнаружила. В полночь из театра притащилась, а он в комнате, на полу. И статуэтка рядом. Тяжелая, блин. Баба голая со стрелой.

– Может, с веслом?

– Не, со стрелой. Сейчас, – Жора закатывает глаза под потолок, – «Дафна, пронзенная стрелой Эрота». Короче, «Дафной» по башке.

– Точно ли жена в театр ходила?

– Точно. Я проверил. Про отморозка какого-то спектакль. Из древнего Рима.

– Калигула.

– Да, про него, кажется… Она из дома в шесть вечера вышла, мужика еще не было, он раньше девяти никогда не приползает. Спектакль четыре часа идет. Я б столько не высидел, свалил бы в буфет, ей-богу.

Жора оглушительно чихает.

– О, верно сказал.

– Ты не отвлекайся на буфет. Они вдвоем живут?

– Дочка еще. Но она в Болгарии, в лагере пионерском. Или как там это сейчас называется… Короче, начальства понаехало, как обычно. Прокуратура, опера из Главка. Из убойного отдела. Понтовые все, на мизинцах. Они жену всю ночь кололи, а нас с Васькой на обход выперли. Как «шестерок» каких-то. А я чего, мальчик? Я шестой год землю топчу!…А там один молодой, длинный такой, с утиным носом, мне грузит – когда будешь на моем месте, тогда и командуй. Я хотел ему резко возразить, да Васька удержал… Утконос… Вот мы до шести утра по подъездам и ползали, народ опрашивали – кто, чего видел.

Я представил, как в три ночи к мирно спящим обывателям являются Вася и Жора и сообщают, что в соседней квартире убийство. А потом задают наводящие вопросы. Чудесные впечатления.

– Ну, и кто, чего видел?

– Ничего не видели. Тетка с первого этажа сказала, терпила часов в десять приехал. Его на машине домой привозят. На лохматой «Волге». Без охраны. Все. Потом ни криков, ни ругани…

– Да, интересно… Директора фабрики – статуэткой. Новое слово в криминалистике. Вещички ушли какие-нибудь?

– Вроде нет. Бардак не нарушен.

Жора хотел сказать – порядок.

– Следы?

– Пальцев много, но пока не известно, чьи они. В том числе и на «Дафне» парочка. На полу ни фига. Убийца в тапочках был, ну в смысле, переобулся, когда к Бочкареву заявился. Либо босиком. В комнате сидели, «Мартини» сосали, базарили. Но не добазарились. Не судьба.

Жора еще раз чихает, затем начинает смачно сморкаться в свой мятый платок-парашют. Разобравшись с соплями, делает глубокий вывод.

– Да, в общем, наверно… Я тебе больше скажу. «Мартини» нормальные мужики не пьют. Либо водку, либо коньяк. На худой конец сушнячок. «Мартини» – бабский напиток…Что жена говорит? В смысле версий?

– Она ревела больше. Милый, единственный, как я теперь без тебя?… На работу все валит. На фабрику. Гнилуха, мол, там у них. Третьего директора мочат.

– Ого. Тех тоже статуэтками?

– Нет. Первого взорвали в девяносто третьем, второго на улице расстреляли два года назад. Ничего пока не раскрыто. Теперь вот, Бочкарев. Как говорится, фабрика со славными трудовыми традициями.

– Никогда б не подумал, что переработка мусора такой криминальный бизнес. Чего там делить? Городские помойки?