Рокси - [75]

— Прости, не слышу. Музыка слишком громкая, — отвечаю я, даже не повернувшись к Вику.

— Я СКАЗАЛ, ХИРО ТЕБЯ ИЩЕТ!

Я прекрасно слышала его и в первый раз, но хочу, чтобы он повторил, потому что ему неприятно со мной разговаривать.

— Скажи, что я занята.

Вик убирает руку

— Я только передаю сообщение. В следующий раз не стану заморачиваться.

И исчезает. Я оглядываюсь, но он уже растворился в толпе. Или, может, стоит прямо здесь, невидимый. Как я говорила, мы очень здорово научились играть в эту игру. Интересно, Айзеку когда-нибудь удавалось полностью игнорировать существование своей сестры? Я злюсь на себя за одну только мысль об Айзеке.

Пробую отвлечься, погрузившись в суматоху Праздника, но бесполезно.

Нет смысла откладывать неизбежное. Я протискиваюсь сквозь толпу к дверям VIP-салона, захожу внутрь и шагаю вдоль колоннады к коридору в задней части. На танцполе Нало возится с каким-то бедолагой, которого партнер бросил по окончании танца. Нало, причитая, баюкает в объятиях безжизненную фигуру, в то время как тени парамедиков выполняют свою работу, не подозревая о существовании нашего мира. Видя то, что видят они, но никогда то, что видим мы.

Я не смотрю туда. Это не мое дело, и в данный момент я не желаю знать, что там происходит. Поворачиваюсь и шагаю по длинному, темному коридору, затем медленно открываю дверь и вхожу в кабинет Хиро.

Люстра из ложечек тихонько звенит под ветерком от открывшейся двери. Свечи освещают хозяина кабинета и его письменный стол, но не то, что происходит на периферии помещения. Стоны бредящих и медленные последние вздохи — все это остается за пределами видимости. Если не знать, что там творится, то можно подумать, будто Хиро здесь один, но он никогда не бывает один. Хотя каждый, кто находится в его компании, — один.

Завидев меня, он закрывает свой гроссбух, кладет на него руки и переплетает пальцы.

— Где твоя сегодняшняя пара, Рокси?

— Я привела к тебе несметное множество! — напоминаю я, возможно, излишне запальчиво. — Имею право на небольшой отпуск!

— Имеешь право?.. — повторяет он медленно, пережевывая слова, будто старую, потерявшую вкус жвачку. — С чего ты взяла, будто имеешь на что-то право?

Сегодня у меня не хватает терпения выслушивать его нотации.

— Чего тебе от меня надо, Хиро?

Он несколько огорошен недостатком пиетета с моей стороны. Хиро требует полного послушания, но что он сделает, если я откажусь подчиняться? Да ничего. Он не мой работодатель, уволить не может. Наша иерархия контролируется силами, которые нам не подвластны. Решения принимаются в лабораториях и тайных каморках, где располагаются наши родильные отделения. Странно думать, что люди, которыми мы помыкаем, — это те же самые существа, что наделяют нас властью. Замкнутый круг иронии, задумываться над которым большинству из нас некомфортно.

— Сядь, Рокси.

— У тебя слишком неудобные стулья. Я лучше постою.

— Как пожелаешь.

Он вперяется мне в глаза, пытаясь запугать молчанием. Зря тратит время.

Наконец, он говорит:

— Ты уделяешь слишком много внимания одной мишени. Его имя… — Он открывает гроссбух, чтобы свериться. — Айзек Рейми.

Я не реагирую.

— Ты отлично знаешь, как, впрочем, и я, что сужать круг внимания контрпродуктивно. Сеть следует разбрасывать как можно шире.

— Не согласна. Я использую этого человека, чтобы отточить свои методы.

— Зачем? Твои методы прекрасно работали и до него.

— Времена меняются, — возражаю я. — И если мы не будем меняться вместе с ними, мы потеряем популярность. Станем вчерашней новостью.

Хиро отметает мои аргументы:

— Да-да, сноской в более значительном повествовании, я это уже слышал. В этом аргументе есть доля истины, но ты лукавишь, пользуясь им. Не вижу искренности.

— С этим ничего не поделаешь, — парирую я. — Разве я когда-нибудь отличалась искренностью?

Он игнорирует мою логику.

— Рокси, ты можешь лгать и притворяться перед своими мишенями, но не оскорбляй меня, обращаясь со мной, как с одной из них.

Я сдаюсь. Опускаю плечи. И рассказываю Хиро правду, хотя ненавижу каждое ее слово:

— Можешь не беспокоиться. Айзек Рейми больше не наша забота.

Хиро выказывает легкое удивление, которое перерастает в такую же легкую ухмылку.

— Он выбросил тебя за дверь?

— Он сам выбросил себя за дверь.

— Ну ты хотя бы подставила ему подножку на прощанье?

Я не отвечаю. Жду, когда он меня отпустит.

— Если он не ушел слишком далеко, пожалуй, пошлю за ним Вика, — говорит Хиро. — Или Финеаса.

При мысли о Финеасе, его костлявых, безжизненных пальцах, касающихся Айзека, меня тошнит, но я этого не показываю, потому что знаю: Хиро сказал это только для того, чтобы увидеть мою реакцию.

— Делай что хочешь, — отчеканиваю я. — У меня есть дела поинтереснее этого парня. Обещаю завтра привести к тебе что-нибудь повыше качеством.

Хиро приподнимает брови:

— Что такое завтра, как не возможности, упущенные сегодня?

Он взмахивает рукой, отпуская меня, и я ухожу, стараясь не показать, до чего мне хочется убраться отсюда как можно скорее.

АЙЗЕК

Время при ломке течет по-другому. Айзек знал, что так будет, но истинные масштабы не мог и вообразить. Часы тянутся не как дни — они ощущаются как совершенно иная мера времени. Оно течет в разных направлениях, будто листок, плывущий вниз по реке и увлекаемый течениями и водоворотами. Бывают моменты, когда юноша вырывается из своего сумеречного сна, и тогда ему мерещится — вернее, он уверен, — что время сделало петлю. Он осознает, что к нему заходила мама, но не тогда, когда это случается, а позже. Она забрала ведро и вернула чистое. Поменяла полотенце. Он помнит давление в ухе. Сколько раз мама померила ему температуру? Она не позвонила в национальную гвардию и не сунула его в ванну с холодной водой, значит, температура не подскочила до запредельных высот, просто держится на одном уровне. Не сболтнул ли он лишнего в бреду? Чего-то такого, что встревожило бы ее еще больше?