Рокси - [10]
Айви в одиночестве доедает сэндвич. Здесь никто не шумит, ничто не отвлекает. Здесь только она и Ван Гог. Это напоминает ей о тех простых временах, когда она, еще совсем маленькая, отправлялась на пикник, и еда, запакованная в коричневую бумагу, всегда казалась вкуснее.
5 ЧУДесный кОроль внимания
АДДИСОН
Я сижу в последнем ряду на концерте фортепианной музыки. Рядом моя старшая сестра Рита. Она лихорадочно стучит спицами — вяжет шарф, который и так уже дважды обернул земной шар.
На сцене пятнадцатилетний юноша играет Третий концерт Рахманинова для фортепиано с оркестром — пьесу, выжимающую все силы из самых виртуозных пианистов. Я хотел бы насладиться музыкой, но не могу. Какая ирония: так называемый король внимания сам не в состоянии сосредоточиться.
— Ты слишком много думаешь, Аддисон, — укоряет меня Рита. — Перестань утруждать голову и просто делай свое дело.
Хотя никто не может нас слышать, Рита шепчет, потому что мы как-никак на концерте.
Да уж, она может проводить свою жизнь за вязанием и раскладыванием вещей по полочкам, как того желает ее сердце, но меня это не прельщает.
— Я устал пахать на дядю, — отвечаю я. — Вернее, на дядьев. Наши родственнички по восходящей линии творят, что хотят, и им все сходит с рук. Надоело мне играть по правилам! Надоело быть заурядным.
Я думаю о Крисе, который может заполучить кого угодно и когда угодно. Или еще хуже — о близнецах Инее и Снежке, которые, облачившись в белые шелковые одежды и увешавшись сверкающими драгоценностями, нежатся в приватной кабинке, как будто правят миром, и заставляют Праздник приходить к ним, а не наоборот. Но больше других я думаю о Рокси, которая считает себя намного выше меня. И это бесконечно раздражает.
— Гедонизм — не та вещь, которой стоит завидовать, — произносит Рита тоном святой праведницы. — Крис, братья Коко и прочие наши непутевые родичи портят все, к чему прикасаются, за ними тянется бесконечный шлейф бед и страданий…
— Которых они не видят, — подхватываю я, — поскольку никогда не оглядываются назад.
— Но мы лучше них! Мы способны изменять миры, а они умеют только разрушать. Мы садовники, Аддисон.
— Да-да, мы взращиваем и все такое, но обжираются-то они!
Рита лишь поводит плечами.
— Чем они там занимаются — не наше дело. — И она добавляет еще один ряд к своему шарфу, вечно остающемуся бледно-желтым, никогда не зеленеющему от зависти.
Мальчик на сцене играет безупречно. Большинству и в голову не приходит, какой это подвиг, но я-то знаю. Много лет назад родители мальчика расхохотались бы при одной только мысли о том, что он сможет выступать на сцене. Однако я тихо вошел в его жизнь и успокоил малыша. Помог освоиться в его собственной коже. А затем он открыл для себя фортепиано.
— Ты неверно смотришь на вещи, Адди, — молвит Рита. — Посмотри, какое чудо ты сотворил! Гордись!
— Аплодировать будут ему, не мне.
Рита хмуро смотрит на меня. Ух как я ненавижу, когда она так хмурится!
— Ты, похоже, превратился в горькую пилюлю, Адди! Тщеславие до добра не доведет. Мне кажется, ты слишком много общаешься с Рокси, она плохо на тебя влияет.
Я не могу удержаться от смеха:
— Ты просто завидуешь, что у меня друзья в высших кругах! — И с натянутой беспечностью добавляю: — Я даже на Праздник хожу… иногда.
Я рассчитывал, что она как-то на это отреагирует, но Рита остается бесстрастной.
— Я там бывала, — говорит она. — Это не для меня. А ты, Аддисон, — думаешь, это для тебя? Тебе там действительно нравится или ты только делаешь вид?
Вопрос задевает меня сильнее, чем следовало бы. Потому что глубоко внутри я знаю ответ.
— А ты-то что здесь делаешь? — напускаюсь я на Риту. — Мальчишка на сцене мой питомец, не твой!
Она опускает вязание.
— Видишь вон ту девочку, там, впереди? Ей трудно усидеть на одном месте. Вот меня и призвали ей помочь.
Как это типично — бросать Риту на борьбу с подобными мелкими неприятностями.
— Если она не может спокойно сидеть на месте, это еще не значит, что ей нужна ты!
Рита вздыхает.
— Не мы принимаем это решение. Наше дело — служить своим питомцам.
— Питомцам! — ехидничаю я. — Даже наш жаргон подчеркивает всю нашу заурядность.
— Не заурядность, а ответственность, — возражает Рита. — Это слово напоминает нам, что мы призваны служить и заботиться. А те, что на Празднике, — они смотрят на людей как на объект собственности, дающий им возможность доминировать. Люди для них мишени; они их так и называют. — Она указывает на сцену: — Ты этого хотел бы для молодого человека, ради которого так стараешься?
— Конечно нет, — буркаю я.
Но я также знаю, что есть другие люди — взрослые, побитые жизнью, отлично сознающие разницу между пользованием во благо и злоупотреблением. Вот этих я без проблем сделал бы мишенями, обратив на них всю силу своего острого, как лазер, фокуса.
Девочка перед нами — подопечная Риты — начинает ерзать в кресле, и Рита, потянувшись к ней, обвивает шарфом ее плечи.
— Тихо, — произносит Рита, одновременно нежно и твердо. Девочка застывает. Затем расслабляется, и Рита возвращается к своему вязанию, удовлетворенная. — Видишь? Вот так-то лучше.
Мир без голода и болезней, мир, в котором не существует ни войн, ни нищеты. Даже смерть отступила от человечества, а люди получили возможность омоложения, и быстрого восстановления от ужасных травм, в прежние века не совместимых с жизнью. Лишь особая каста – жнецы – имеют право отнимать жизни, чтобы держать под контролем численность населения.Подростки Ситра и Роуэн избраны в качестве подмастерьев жнеца, хотя вовсе не желают этим заниматься. За один лишь год им предстоит овладеть «искусством» изъятия жизни.
Калифорния охвачена засухой. Теперь каждый гражданин обязан строго соблюдать определенные правила: отказаться от поливки газона, от наполнения бассейна, ограничить время принятия душа. День за днем, снова и снова. До тех пор, в кранах не останется ни капли влаги. И тихая улочка в пригороде, где Алисса живет со своими родителями и младшим братом, превращается в зону отчаяния. Соседи, прежде едва кивавшие друг другу, вынуждены как-то договариваться перед лицом общей беды. Родители Алиссы, отправившиеся на поиски воды, не вернулись домой, и девушка-подросток вынуждена взять ответственность за свою жизнь и жизнь малолетнего брата в свои руки. Либо они найдут воду, либо погибнут. И помощи ждать неоткуда…
Заготовительный лагерь «Веселый дровосек» уничтожен, однако родители продолжают отправлять своих детей на «разборку», как только те перестают соответствовать их ожиданиям. Счастливчики, кому удалось спастись, укрываются в убежище.Сторонники «разборки» создают нового «человека», соединив в нем лучшее, что взяли от погибших подростков. Продукт «сборки» – обладает ли он душой? И как его судьба оказалась связанной с жизнью Коннора и Рисы?
Ник и Элли погибают в автомобильной катастрофе. После смерти они попадают в Страну затерянных душ — своего рода чистилище, находящееся между раем и адом. Ник доволен создавшимся положением, а Элли готова отдать буквально все, вплоть до собственного тела, лишь бы выбраться из странного места, в которое они попали.
Родители 16-летнего Коннора решили отказаться от него, потому что его непростой характер доставлял им слишком много неприятностей. У 15-летней Рисы родителей нет, она живёт в интернате, и чиновники пришли к выводу, что на дальнейшее содержание Рисы у них просто нет средств. 13-летний Лев всегда знал, что однажды покинет свою семью и, как предполагает его религия, пожертвует собой ради других. Теперь, согласно законам их общества, Коннор, Риса и Лев должны отправиться в заготовительный лагерь и быть разобранными на донорские органы.
Родители шестнадцатилетнего Коннора решили отказаться от него, потому что его непростой характер доставлял им слишком много неприятностей. У пятнадцатилетней Рисы родителей нет, она живет в интернате, и чиновники пришли к выводу, что на дальнейшее содержание Рисы у них просто нет средств. Тринадцатилетний Лев всегда знал, что однажды покинет свою семью и, как предполагает его религия, пожертвует собой ради других. Теперь, согласно законам их общества, Коннор, Риса и Лев должны отправиться в заготовительный лагерь и быть разобранными на донорские органы.
Не бывает технологий, способных вернуть молодость. Не бывает чудо-лекарств, способных вылечить любую болезнь. Или бывают? Зря мы, что ли, строили будущее? В этом мире наконец-то можно позвонить на ключи, записи с видеокамер помогают распознавать потенциальных преступников, а бахилы не надевают, а напыляют. Мы нашли ответы почти на все вопросы – кроме парочки. Как понять, что перед тобой: прорывная технология или шарлатанство? И что именно делать, когда эту «прорывную технологию» за бешеные деньги продаст твоим стареющим родителям безымянный коммивояжёр? Это же не может быть правдой – чудо-лекарств ведь не существует. Верно?
Герой рассказа семидесятилетний старичок, страдающий от возрастных болезней, неожиданно оказывается задержанным полицией. Обвинение, которое ему предъявляют, крайне тяжёлое: за последние четыре месяца он похитил и изнасиловал сто восемнадцать двенадцатилетних девочек. Неясно, как в такой ситуации защищать себя.
Представим. Подписан указ о свободном хранении и ношении огнестрельного оружия. Что произойдет потом, через день, месяц, год? Как изменится столь привычный для нас мир, когда у каждого встречного с собой может оказаться весомый крупнокалиберный аргумент? Станем ли мы обществом запуганных невротиков, что боятся сказать друг другу лишнее слово, или – наоборот – превратимся в страну без преступлений, с вежливыми и предупредительными гражданами? Издательство «Пятый Рим» представляет новый сборник остросюжетной социальной фантастики сообщества «Литературные проекты Сергея Чекмаева».
Внецикловые повесть и роман. Содержание: На чужом поле Уснувший принц.
Есть мандарины, работать при утреннем свете и… ампутировать фалангу указательного пальца на правой руке. Какие рекомендации услышишь ты от машины счастья? Перл работает на огромную корпорацию. По запатентованной схеме она делает всех желающих счастливее. Советы механизма бывают абсурдными. Но Перл нравится работа, да и клиенты остаются довольны. Кроме ее собственного сына – подростка Ретта. Говорят, что «счастье – это Apricity».