Роковой сон - [82]

— Вижу, богато тебя устроили здесь.

— Не жалуюсь, — ответил Эдгар, который уже настолько привык к серебру, золоту и роскошным занавесям, что не считал их достойными внимания. — Расскажи мне об Англии! Ты был с эрлом в Уэлльсе?

Эльфрик тотчас перешел к подробному рассказу об уэлльской кампании. Эдгар внимал ему, подперев голову руками, но вскоре на его лице появилось выражение удивления, смешанного с недовольством, и он прервал рассказчика вопросом:

— Подожди, кто это — Эдрик, о котором ты говоришь? А Моркер? Это один из сыновей Этельвульфа из Пивенси?

— Этельвульф? — воскликнул Эльфрик. — Конечно нет! Ведь Моркер — это сын эрла Эльфгара! Ты должен его знать!

Эдгар покраснел и тихо ответил:

— Ты забыл, что я уже тринадцать лет живу в Нормандии. Так, значит, у Эльфгара такой взрослый сын? Трудно в это поверить. Ну, продолжай! Не враждует ли Эльфгар с нашим эрлом? Я помню, что он был настолько осторожен, что…

— Он умер два года назад, — сообщил Эльфрик, — и оставил после себя двух взрослых сыновей, Моркера и Эдвина, но увы, они не унаследовали его мудрости. Моркер уже сцепился с эрлом Тостигом, правителем Нортумбрии, надеюсь, уж об этом-то ты знаешь?

— Конечно! Его жена приходится сестрой нашей герцогине, поэтому об их делах мы наслышаны предостаточно, даже больше, чем хотелось бы. Он живет в согласии с Гарольдом или все осталось по-прежнему?

— По-прежнему. Он такого натворил в своем графстве, что Гарольд объявил его вне закона, так оно по сю пору и осталось. Тостиг — наш враг. Он ненавидит эрла и, когда король умрет…

— О, король, король! Мне кажется, нас с тобой похоронят, а он все будет жить и жить! — быстро ответил Эдгар.

— Не думал я, что ты так любишь Святого. — Эльфрик внимательно поглядел на друга. — У нас, в Англии, все подданные Гарольда только и ждут смерти Эдварда, чтобы провозгласить королем именно нашего эрла. — Он перегнулся через разделявший их стол. — Эдгар, ты должен знать, скажи, что произошло между герцогом Вильгельмом и королем Исповедником, когда тебя брали заложником?

Этот вопрос явно не понравился Эдгару, и он с неохотой ответил:

— Не знаю, точнее, не уверен. Ходили странные слухи, что король собирался назвать своим наследником герцога Вильгельма. Здесь этой истории верят, но когда Эдвард послал в Венгрию за Этелингом, я подумал, что вот он, конец всем сомнениям, ведь Этелинг — родной сын Эдмунда Отважного, а потому и единственный законный наследник для Англии.

— Это так, но он уже умер, да и для саксонцев он не был тем правителем, который им нужен. Знаешь, Этелинг для нас был таким же чужаком, как и сам король Святой! Конечно, благодаря своему происхождению, он имел достаточно сторонников. Слава Богу, Этелинга уже нет в живых, а его сын, Этелинг Эдгар, слишком мал, чтобы принимать его в расчет. Мне кажется, положение Гарольда весьма устойчиво. Хотя тебе, находясь здесь, этого не понять, Эдгар, но он всесилен. Конечно, нормандского герцога ему нужно опасаться, но за нашим эрлом стоит вся Англия. Гарольд много лет трудился, чтобы обеспечить себе такое прочное положение. Если бы только ему удалось еще избавиться и от Тостига! Два других его брата, Гирт и Леофайн, вполне лояльны и владеют всей южной частью страны. — Эльфрик помолчал, потом спросил с удивлением Эдгара: — Слушай, а почему это у тебя такой странный вид? Разве ты не подданный Гарольда?

Эдгар вскочил:

— Что ты говоришь? Разве об этом нужно спрашивать?

Эльфрик долил вина в кубок.

— Умоляю, прости. Ты просто настолько изменился, что я многому удивляюсь.

Эдгар посмотрел на друга в изумлении:

— Да так… — Эльфрик отпил вина и повертел кубок в руках. — Если говорить прямо, ты слишком стал похож на нормандца.

Эдгар будто окаменел.

— Я? На нормандца?

— Думаю, так и должно было случиться, ведь ты прожил здесь так долго, — проговорил Эльфрик тоном извинения.

Эдгар умоляюще протянул к нему руки:

— Лик святой, ты только погляди на мою бороду, над которой все здесь смеются! Как ты можешь говорить, что я похож на нормандца?

Эльфрик некоторое время разглядывал друга из-под насупленных бровей.

— Дело не в твоем внешнем виде или саксонском одеянии, — медленно, как бы размышляя вслух, заговорил он. — Но когда ты говоришь, используя нормандские клятвы, приветствуешь своих здешних друзей, хлопаешь в ладони, подзывая разодетых в королевские цвета пажей, считаешь, что золотые кубки и приправленное специями мясо не заслуживают внимания, я вижу в тебе нормандца.

Эдгар обошел стол, положил свои ладони на руки Эльфрика и крепко сжал их:

— Ты ошибаешься. Я — саксонец телом и душой. Этим все сказано.

— Ну, вот, опять, что я говорил? — чуть улыбнулся Эльфрик, но поскольку Эдгар совсем уже рассвирепел, то добавил: — Ты так ко всему здесь привык, что даже не замечаешь, когда начинаешь говорить по-нормандски.

Покраснев, тот смущенно ответил:

— Если с моего языка что-то и слетает порой, то это вовсе ничего не значит. Я просто сказал — всегда.

Эльфрик расхохотался.

— Так отпусти меня! Неужели надо крушить мои кости, потому что ты все еще считаешь себя саксонцем?

Эдгар отпустил друга, но слова Эльфрика, казалось, причиняли ему боль.