Роковое сходство - [32]

Анна села на край кровати, чтобы натянуть чулки, и вдруг с поразительной отчетливостью вспомнила о событиях, случившихся в коттедже разбойников. Может, Броуди рассердился из-за того, что она не бросилась ему на шею в благодарность за спасение? А может, считает себя неотразимым и обижается, потому что она не оценила его по достоинству? Если так, значит, он еще более самонадеян, чем она думала. Презрительно хмыкнув, Анна рывком натянула через голову нижнюю юбку.

С того самого дня она старалась держаться подальше от Броуди, неизменно отгораживаясь от него ледяной стеной безупречной вежливости. Ей приходило в голову, что такое отношение его раздражает, и ее бы это ничуть не встревожило, напротив, она была бы весьма довольна, вот если бы только… если бы его раздражение проявлялось как-то иначе. Каким-нибудь обычным, более понятым образом. Но он противопоставил ее холодной любезности тактику высмеивания, причем действовал так хитро и тонко, не прибегая к словам, что даже сама Анна не смогла бы определить, как ему это удается.

Чаще всего Броуди глазел на нее с веселым любопытством и даже с немного озадаченным выражением, словно изучал редкостный экземпляр некоего экзотического подвида женских особей, о котором знал только понаслышке, но никогда раньше не видел. Однако порой его взгляд менялся: он вдруг начинал разглядывать ее с откровенным и жадным, даже несколько преувеличенным мужским интересом, рассчитанным на то, чтобы вогнать ее в краску, а не польстить ей. Анна это прекрасно понимала, но тем досаднее было сознавать, что его маневр достигает цели.

Она твердила себе, что уловки мистера Броуди смешны и не вызывают у нее ничего, кроме презрения. Николас никогда бы не опустился до подобных низких приемов: он был джентльменом. Но сонные жаркие дни тянулись бесконечно, и Анна все чаще и чаще ловила себя на том, что ее непослушные мысли все дальше уходят от воспоминаний о безупречных качествах благородного и порядочного мужа, которого она потеряла, и сосредоточиваются на дьявольских проделках его брата-близнеца.

Все происходящее сбивало ее с толку, ей становилось стыдно. С горечью Анна размышляла о том, что мистер Броуди уже позволил себе с ней больше вольностей, чем ее дорогой Николас за все годы, что она его знала, и даже за те шесть месяцев, что они были помолвлены. А хуже всего то, что она сама ему позволила. Мысль об этом терзала ее неотступно. Мысленно она искала себе оправдания. Пусть будет хоть что-нибудь, все, что угодно, лишь бы смягчить позор, сжигавший ее от того, что она не просто терпела его приставания, а ответила на них.

И вдруг ее осенило. Оправдание было найдено, и оно полностью освобождало ее от чувства вины. Все дело заключалось в том, что в обоих случаях, когда Броуди вел себя с ней неподобающим образом, она была не в состоянии дать ему достойный отпор. Да, она за себя не отвечала: ему дважды удалось застать ее в крайне уязвимом положении. В первый раз он вообще воспользовался тем, что она спала! Ну… почти спала. А во второй раз это случилось, когда она еще не оправилась после столкновения с насильниками. Она сама не понимала, что делает. Вот и все. Она была не в себе.

Успокоенная и довольная собой, Анна встала и принялась застегивать рукава платья. Она больше не будет терять сон, тратить время и нервы из-за мистера Броуди. И без того уже слишком много сил ушло на бесплодные размышления о том, что она не та честная и порядочная женщина, какой всю жизнь себя считала. Вся вина лежала исключительно на нем одном. Человека, способного воспользоваться слабостью вдовы своего брата, можно было назвать только отъявленным негодяем, лишенным чести и совести. Он не заслуживал ничего, кроме презрения.

Анна расправила юбки, всунула ноги в туфли, укрепила шпильки в волосах и ущипнула себя за щеки, чтобы выглядеть румяней. Сегодня она будет рассказывать ему о пиллерсах и карленгсах <Строительные элементы судна, продольные и поперечные балки.>. И что бы он ни делал – никакие насмешки, ни издевательская вежливость, ни тонко замаскированные двусмысленности, ни пламенные взгляды, бросаемые исподтишка на ее грудь, – ничто ее не смутит. Она неуязвима для него. Он грубый навязчивый хам, а она настоящая леди. Оставалось только удивляться, как ему вообще удалось так сильно затронуть ее с самого начала. Но теперь этому пришел конец. С сегодняшнего дня начнется новая жизнь.

* * *

– Мистер Броуди.

– Мэм?

– Нюхать мясо перед тем, как положить его в рот, считается неприличным.

Броуди задумчиво прищурился на кусочек жареной свинины, который только что подцепил вилкой.

– Ну что ж, очень может быть, что вы и правы, – согласился он. – Но там, где мне приходилось бывать, это также считается разумной предосторожностью для каждого, кому дорога жизнь.

– Там – да, но только не здесь, – решительно возразила Анна. – Полагаю, что здесь нам ничто не угрожает.

Слава богу, он хоть умел пользоваться вилкой: мистер Флауэрс, к примеру, всю пищу ел прямо с ножа. Анна тяжело вздохнула – похоже, это будут самые долгие три недели за всю ее жизнь. Манеры мистера Броуди за столом, хотя и достаточно сносные, все-таки оставляли желать лучшего и отличались скорее практической разумностью, чем подлинным светским изяществом.