Роковое наследие - [53]

— А могу я взять с собой огнетворку? — уже не сдерживая слезы, пролепетала девочка.

— Нет. Все необходимое постоянно должно быть при тебе. Если чего-то не хватает, можешь это украсть, главное условие — не попадаться. Ты ведь составила список необходимых вещей для того, кто не обладает познаниями в магии.

— Да, — выдавила Анаис, — но я ничего не собрала.

— Тем лучше, — повысил голос учитель. — Иди!

Девочка углубилась на несколько шагов в темноту и оглянулась. Нет, учитель не шутил, он действительно выгнал ее в ночной лес, и звать обратно не собирался. Анаис поджала губы, гордо выпрямилась и зашагала прочь, мечтая однажды прикончить этого надутого индюка. Ей было страшно, зубы отбивали чечетку, но возвращаться и умолять пустить ее в теплые, уютные недра дома она не собиралась. О, как же Анаис в эту минуту ненавидела учителя! Вплети она этот душевный жар в матрицу заклинания, его мощи подивились бы сильнейшие маги. Так думала девочка в ту первую ночь своего испытания на прочность. Размышляла она и над тем, чтобы сбежать и никогда не возвращаться.

Девочка стиснула зубы и решительно зашагала в темноту — и, когда ей показалось, что угрюмый Эльтар уже никогда ее не разыщет, она уперлась в заднюю стену их дома. Как раз в то мгновение с веток дерева прямо ей на голову свалился здоровенный жук и запутался в волосах. Таких истошных воплей лес, наверное, не слыхивал с момента своей бытности семенами.

* * *

Анаис отпустила воспоминания и подумала, что учитель добился своей цели, жаль только, что с такой обширной практикой выживания она уже забыла, что такое просто жить. Эльтар прекрасно подготовил ее, заставил выучить несколько языков, в совершенстве овладеть манерой произношения и особенностями речи, чтобы никогда и нигде не выделяться из толпы. Ведь иностранцы — первые, на кого обращают внимание. Анаис должна была сделаться незаметной, слиться со средой, и не важно, толпа ли это нищих или сборище аристократов.

Она поскребла в затылке, побеспокоив жука, что пристроился на ночлег у нее в волосах, выловила блоху и тяжело вздохнула, подумав, что затесаться в высшее общество ей, вероятно, уже не светит…

Когда она проснулась, Лит уже высоко поднялся над горизонтом. Собрав пожитки, Анаис отправилась ловить удачу за хвост. Миновав переплетение узких улочек, вышла на храмовую площадь. По центру стоял фонтан, в чаше которого возвышались статуи Лита и Нэре. Сторона бога-солнца сверкала белизной, а богини-луны — была черна, как ночь. Из ладоней протянутых к грешникам рук струилась вода. Лицом каждая статуя была обращена к своему храму.

Анаис наконец-то утолила жажду, полюбовалась фонтаном, отметив, как по-разному выглядит одна и та же вода, что плещется в обрамлении белого и черного камня. Храмы, выстроенные из тех же материалов, что и фонтан, стояли друг против друга по сторонам площади. Анаис направилась к обители Нэре, где на паперти сидела кучка «обиженных и оскорбленных». Этот храм подходил ей куда больше, чем жилище лучезарного жизнерадостного Лита, возле которого попрошаек отродясь не водилось.

Анаис уселась на ступеньке, потеснив одного из нищих, и принялась лущить семечки, сплевывая шелуху себе под ноги без всякого уважения к святому месту. Нищие поглядывали на нее с неодобрением, но помалкивали. Наконец, один из них рискнул заметить, с опаской покосившись на меч, что уютно устроился на коленях бродяжки:

— Неужели ты, сестра, не страшишься гнева Богини за осквернение порога ее храма?

Анаис прищурилась, оглядела нищего с головы до ног и, наконец, изрекла:

— Любезный брат мой, как бы ты ни старался вести благочестивый образ жизни, наказание неизвестно за что неминуемо постигнет тебя неизвестно когда. Я же, по крайней мере, буду знать причину.

— Богиня строга, но справедлива, — осенил себя знаком полумесяца нищий, в сущности, не найдя, что ответить на дерзкое заявление бродяжки.

— Да, да, вся справедливость в нашем мире исключительно божественного свойства, — вздохнула Анаис. — От этого она и не кажется таковой простым смертным, ибо не способны мы понять божественный промысел. Вон, — указала девушка пальцем, — над входом в храм выдолблены Заповеди Нэре. Разве я нарушаю какую-нибудь из них?

— Истинной Богине не нужна любовь, только лишь поклонение, — прочла Анаис. — Каждый раз, выплевывая шелуху, я склоняю голову, то есть отвешиваю поклон — сиречь поклоняюсь.

— Вероятно, до того как вступить в наши ряды, — крякнул в кулак нищий, пряча улыбку, — ты, сестра, обучалась изящной словесности.

— Лишь чистый разум Нэре позволяет видеть истинную картину мира и понимать добро и зло, — зачитала она вторую заповедь, проигнорировав замечание. — Поскольку я поклоняюсь Богине, как мы только что выяснили, у меня есть надежда на то, что видимое мною мироустройство и мои суждения о добре и зле соответствуют действительности. Читаем и рассуждаем далее. Без греха тот, кто не имеет чувств иных, кроме чувства меры и чувства выгоды. Вот мы и подошли к вопросу о совершении мною греха. Если бы я не имела чувства меры, то вошла бы в храм и намусорила прямо на алтаре, — хитро прищурилась Анаис. — Что же касается выгоды, то лишь слепой ее не увидит, — пожала она плечами и вновь принялась за семечки.