Роковая женщина - [223]

— Мне он не показался сумасшедшим, Роберт.

— Не представляю, как он мог проникнуть в имение незамеченным. После смерти Кира мы не держали охраны. Что ж, времена меняются, и мы должны меняться вместе с ними.

— Не знаю, Роберт, как он проник в имение, но знаю, где он скрывался. В Кукольном доме. Когда мы там были, я видела его сигареты и бинокль.

— Вы ошибаетесь, — сказал он, желая, чтоб она была менее наблюдательна. — Как бы он мог туда забраться? Я не заметил никаких следов взлома.

— Их и не могло быть, если кто-то сказал ему, где найти ключ, не так ли?

— Это звучит надуманно.

Она кивнула. Выражение ее лица было трудно определить. Скорее, на кем отсутствовало всякое выражение, к это действовало Роберту на нервы.

— Это надуманно, — согласилась она. — Кстати, Элинор была здесь несколько минут назад.

Он был изумлен, и с трудом сумел это скрыть. Он рассчитывал сначала повидать Алексу, затем вернуться в Кайаву и преподнести Элинор свою версию событий, прежде чем это сделает кто-то другой. Мысль о том, что бабушка сидела здесь к болтала с Алексой, повергла его в холодный пот.

Она взглянула на него без злобы, подумал он, даже с определенным намеком сожаления, как женщина, желающая сказать последнее прости тому, кого при других обстоятельствах могла бы полюбить.

— Роберт, — мягко сказала она, — вы знаете, что случилось, и я знаю, что случилось. Элинор тоже знает.

— Знает? Тогда мы не знаем ничего, — взорвался он.

— Я знаю столько, сколько мне нужно, — она помолчала. — В первую очередь, фамилию этого человека. Рамирес. Вам это ничего не напоминает? Тот, кто работал на вас в Майами.

Он моргнул.

— Рамирес? — переспросил он, словно ему стоило огромного туда произнести эту фамилию. — Это было так давно… Я не могу вспомнить всех, кто работал в кампании отца.

— Роберт, — тихо проговорила она. — Я все знаю о Рамиресе. Ведь это он обыскивал мою комнату? Человек, который курит эти мерзкие сигареты. Вы использовали его в Майами, и это стоило Артуру номинации. Видите ли, ваш отец рассказал мне все. Когда Рамирес не смог найти нужный документ, вы велели ему убить меня, верно?

Ее голос был столь тих к спокоен, что прошло две или три секунды, прежде чем он осознал полное значение ее обвинения.

— Господи Боже! — возмущенно закричал он. — Вы просто переутомились. Это можно понять. Но я не представляю даже, о каком документе вы толкуете. И с чего вы решили, что я хочу вас убить? Я, знаете ли, не состою в мафии.

— Верно. Насколько я знаю, они обычно не убивают женщин. Я бы отдала вам документ, Роберт. Если бы мы заключили соглашение, как я хотела, я передала бы его вам, чтоб вы его сожгли, или заперли, или сделали с ним что угодно. Знаете, я даже не сняла с него копии. Я бы даже не взглянула на него, если бы вы не послали Букера в Ла Гранж допрашивать мою мать.

— Я ничего такого не делал.

— Слишком поздно лгать, Роберт. Как только я сообщу имя и описание внешности Рамиреса полиции, его начнут искать, а когда найдут, он заговорит. Вы это знаете. Он не захочет провести двадцать лет в тюрьме или позволить депортировать себя на Кубу только для того, чтобы защитить вас, верно?

Роберт чувствовал себя так, словно ему накинули удавку. Откуда она столько знает о Рамиресе? Снова Букер. Он был в этом уверен.

— Значит, вы еще не обращались в полицию? — спросил он, стараясь, чтоб это прозвучало небрежно.

— Пока нет. — Ее голос был холоден.

Теперь он знал, что его может спасти только правда. Он в ее власти.

— Хорошо. Рамирес работал на меня, — признал он. — Я хотел добыть этот проклятый полицейский рапорт. Но у меня и в мыслях не было ни малейшего намерения повредить вам. Неужели вы можете в это поверить? — Впервые в его голосе прозвучала мольба.

— А почему нет?

— Потому что вы меня знаете.

— Да. Я вас знаю, Роберт. — Ее ярость вырвалась наружу. — Я думаю, что вы наконец сказали правду. Думаю, вам бы хотелось, чтоб меня убили, может, и сейчас хочется, но не верю, что у вас есть храбрость, чтобы сделать это, возможно, даже приказать кому-то другому сделать это для вас.

— Это не вопрос храбрости.

— Да? Чего же тогда? Этики? Морали? Разборчивости в средствах? — Она помолчала. — Я собиралась кое-что рассказать вам, Роберт, нечто, способное вас удивить — то, о чем у меня никогда не хватало мужества рассказать вашему отцу. Вы послали Букера искать все, что можно, ко мне на родину, но не думаю, чтоб он дал вам то, чего вы хотели. А если и дал, то, вероятно, не рассказал историю полностью. Видите ли, когда мне было семнадцать лет, мой отец пытался напасть на меня.

— Господи Боже! — про себя Роберт проклинал Букера. Он должен был знать! Как он мог поверить, что Букер вернулся без сведений? — Я понятия не имел, — неловко произнес он.

— Ну, вы могли бы догадаться. Ведь Букер обязан был рассказать вам что-нибудь, даже если он не отработал ваши деньги полностью. Я расскажу вам правду, Роберт. Отец был одержим мною — не мог отвести от меня взгляда, не мог выпустить меня из рук, даже когда я была маленькой девочкой. Я знала, что это плохо, но не понимала, что с этим делать. Дети никогда не понимают, верно? Поймите меня правильно. Отец никогда по-настоящему не преследовал меня, но он этого