Роковая тайна сестер Бронте - [10]

Это стало последней каплей: имя, произнесенное священником, резко оглушило меня, словно на мою голову внезапно обрушился тяжелый удар молотка; в глазах моих мгновенно потемнело, и, совершенно утратив контроль над собой, я почувствовала, что теряю равновесие…

* * *

Довольно долго я не ощущала отчетливой грани между сном и бодрствованием. Все как-то странно смешалось в моем зыбком, постепенно и мучительно пробуждающемся к новой жизни сознании. Оцепенение и пустота, во власти коих оно пребывало неведомый мне срок, должно быть, подарили вожделенное отдохновение моей обездоленной душе и изнуренному телу. Но, помимо моей воли, им суждено было восстать из небытия; увы, они вновь окунулись в невыносимо опостылевший леденящим склеп повседневной обыденности.

Когда я очнулась, вокруг было темно и тихо; только крохотный отблеск, словно легкая призрачная искорка, смутно мерцал предо мной, выступая из тьмы; и как-то слишком комфортно ощутила я себя — впервые за долгое время. Мое теперешнее ложе вдруг показалось мне каким-то неправдоподобно мягким, сухим и уютным: будто бы я внезапно оказалась в просторной чистой кровати, согретая приветливым теплом домашнего очага. К немалому своему изумлению я очень скоро убедилась в подлинной правдивости своих ощущений.

Я пребывала в полном недоумении, вызванном столь разительной переменой обстановки. Мне даже явилась благая мысль, что я попала в загробный мир. Но, убедившись в слишком ясной живости своих ощущений, абсолютно чуждых чему-либо потустороннему, я могла утешиться лишь робкой надеждой, что, возможно, меня постигло счастливое пробуждение от страшного кошмара, — ощущение, схожее с тем, что довелось мне испытать когда-то давным-давно, в далекие детские годы. Как сильно переменилось все с тех пор! Впрочем, очень может быть, все осталось по-прежнему; изменилась я сама, мои собственные чувства, помыслы и представления — как знать?

— Как ваше самочувствие, сударыня? — неожиданно услышала я незнакомый голос, звучавший где-то совсем близко.

Я еще не настолько оправилась от потрясения, чтобы обрести утраченную способность осознавать и оценивать происходящее, однако смутно догадывалась, что вопрос адресован именно мне. Пристально вглядевшись во мрак, нарушаемый лишь мягким отсветом, исходящим от невидимого источника, я различила пару неясных силуэтов склоненных надо мною женских фигур. В следующее мгновение я ощутила легкий толчок: чьи-то руки осторожно приподняли мою голову и бережно поправили лежавшую подо мной подушку…

«Где я?!» — мысли мои были всецело поглощены одним лишь мучительным вопросом. Недоумение, поселившееся во мне с самого начала, возрастало с каждой секундой и, в конце концов, достигло крайнего предела. Будучи не в силах более выносить столь тягостного неведения, я произнесла этот вопрос вслух.

— Успокойтесь, сударыня. Все в порядке: вы попали в надежные руки, — последовал ответ, ничуть не развеявший моей отчаянной тревоги, а, напротив, еще более усугубивший ее.

Я сделала попытку приподняться, однако все те же заботливые руки настойчиво возвратили меня в прежнее положение; при этом мне наконец-то выдалась возможность как следует разглядеть лица моих благодетельниц. Я тут же узнала их: это были те самые пожилые дамы, которых мне довелось увидеть в церкви. Одна из них — та, что помоложе — стояла возле моей кровати с зажженной свечой в руках (эта-то свеча и испускала то золотистое сияние, что озаряло густые сумерки). Другая — женщина весьма почтенного возраста, вероятно, самая старшая участница похоронной процессии — сидела в старинном кресле возле моего изголовья.

«Значит, все-таки это не сон, — подумалось мне. — Стало быть, и кладбище, и церковь, и отпевание — словом, все то, что мне пришлось лицезреть, — было натуральным. А следовательно, и все мои собственные злоключения, равно как и предшествующие им трагические события — отнюдь не результат бредового вымысла. Все это — часть страшной реальности».

— Ну вот, хвата Всевышнему, вы начинаете понемногу приходить в себя, — сказала женщина со свечой. — Может быть, вы чего-нибудь хотите: поесть, например? Вы, должно быть, очень голодны, ведь так? Правда, у нас тут не особенно богатый выбор блюд: нам-то самим — что нужно? Все — хозяевам… Да и наш-то хозяин не слишком взыскателен к еде: довольствуется насущным. Это наш теперешний хозяин, тот, что остался. Другой-то, главный, значит, наш — упокой, Господи, его душу — скончался на днях… Так вы хотите поесть? Я могу разогреть овсянки…

— Нет, Марта, — вмешалась другая дама, — она слишком слаба — настолько, что, вероятно, овсянка будет для нее тяжелой пищей. Принеси лучше теплого молока и немного хлеба — это то, что нужно.

Означенные условия были исполнены в кратчайшие сроки и я наконец получила возможность подкрепить свои силы.

— Думаю, вам необходимо как следует отдохнуть, — сказала Марта, — у вас совсем изможденный вид. Пойдемте, Эмма. Сейчас наше общество здесь некстати.

— Ах, нет! — возразила я. — Пожалуйста, не беспокойтесь. По правде говоря, я предпочла бы, чтобы вы остались.

Я почувствовала себя в состоянии продолжать беседу и поблагодарила своих благодетельниц за их доброту и внимание.