Роковая перестановка - [13]

— Десять с половиной, — сказала его жена.

— Я должен позвонить в полицию. Двух мнений быть не может, я должен позвонить в полицию.

— Но не сегодня, а? — сказала Берил, которой хотелось посмотреть «Властителя дум».

Льюис ничего не ответил. С комнатой, в которой они сидели, произошел любопытный процесс — она съежилась. Так случалось каждый раз, когда ему напоминали об Уайвис-холле, или о его дяде Хилберте, или если вообще говорили о графстве Суффолк. Создавалось впечатление, будто кирпичная стена соседнего дома передвигалась на четыре-пять футов ближе к живой изгороди и начинала нависать над комнатой. Льюис встал и с раздражением задернул шторы.

— Ты не хочешь дождаться возвращения Эдама? — спросила Берил.

— А зачем? Чем он поможет?

Берил имела в виду, что Эдам числился среди прежних владельцев Уайвис-холла, а ее муж нет, однако решила не заострять на этом внимание.

— Никто из ныне живущих не знает это место так хорошо, как я.

— Это верно.

— Я не буду ждать возвращения Эдама, — заявил Льюис тем тоном, из-за которого дочь стала называть его Лакеем-Жабой,[17] — а вот до завтра подожду.

* * *

Мужчины и женщины обычно не облекают свои низменные чувства и намерения в слова, даже в самых потаенных уголках сознания они хранятся именно как чувства и намерения. Вот и Льюис, прикидывая, как связаться с сыном на Тенерифе, не сказал — в том числе и самому себе, — что не любит Эдама и будет только рад, если удастся испортить ему отпуск. Вместо этого он обосновал свое намерение и оправдал себя. Вероятно — нет, абсолютно точно, — Эдам ничего не знает о находке в хвойном лесу, но Эдам когда-то владел домом, и, следовательно, на нем лежит определенная ответственность. То, что он продал дом, не снимает ее. Льюис согласился бы с Оскаром Уайльдом в том, что наше прошлое — это то, какие мы сейчас. Мы не можем избавить себя от него. Следовательно, долг Эдама — вернуться домой и держать ответ, пусть дело и яйца выеденного не стоит.

Однако он не имел точного представления о том, где Эдам, и сомневался, что турагент Эдама (близкий друг младшего Верн-Смита) скажет ему. Придумает какой-нибудь предлог, чтобы не говорить. Как бы то ни было, Льюис всегда больше лаял, чем кусался. По сути, у него нет зубов — так однажды Эдам сказал Бриджит, а он подслушал, и слушал дальше с беспомощной досадой.

— И это здорово, иначе наше детство было бы не просто скукой, а самым настоящим бедствием.

Льюис отправился в местный полицейский участок в Эджваре утром в понедельник. Казалось, его приход удивил их, но не сильно. Полиция Суффолка уже начала охоту за прежними владельцами Уайвис-холла, и их предупредили о том, что Верн-Смит жил в том районе. А в лондонском телефонном справочнике их было всего двое.

А это ведь преимущество. Льюиса попросили подождать, потом проводили в кабинет к сержанту уголовной полиции, который приготовился принять у него заявление. С деловой напыщенностью Льюис принялся диктовать его машинистке; он говорил бы и говорил, если бы его вежливо не придержали.

— Уайвис-холл, Нунз, Суффолк и двадцать акров прилегающей земли были в собственности через брак у моего дяди, Хилберта Верн-Смита. Потом все это перешло к моему сыну Хилберту Джону Эдаму Верн-Смиту по завещанию дяди в обход меня, хотя, когда умер дядя, моему сыну было всего девятнадцать. Так как в то время мой сын только что поступил в университет, он, естественно, даже не думал о том, чтобы поселиться в доме. Он согласился с моим предложением продать поместье, и осенью 1976 года перед возвращением в университет последовал моему совету и поручил продажу дома и участка агенту по недвижимости.

В те времена загородная недвижимость продавалась плохо. Запрашиваемая цена была сорок пять тысяч фунтов, и я не удивился, что продажа, так сказать, дала осечку. Однако весной 1977 года поступило предложение, которое мой сын принял. Но сделка провалилась, и Уайвис-холл удалось продать только в следующем августе неким мистеру и миссис Ланган за здорово поправившуюся сумму в пятьдесят одну тысячу девятьсот девяносто пять фунтов.

Насколько мне известно, знакомство моего сына с Уайвис-холлом ограничивалось периодом жизни моего дяди, когда я, моя жена и сын с дочерью часто приезжали к нему погостить. После смерти дяди в апреле 1976 года сын ездил в Уайвис-холл два, самое большее три раза — лишь для того, чтобы просто осмотреть дом и принять решение насчет мебели и прочего имущества.

Я вполне допускаю, что в период между смертью дяди и продажей домом завладели скваттеры[18] или бродяги. Мой сын точно никогда не сдавал его и не разрешал кому-либо поселиться там либо временно, либо на постоянной основе.

В настоящий момент мой сын проводит свой отпуск на Тенерифе со своей женой и дочерью. Я не могу точно сказать, когда ждать его домой, хотя предполагаю, что он вернется примерно через неделю.

* * *

Она была маленькой, краткой и сдержанной. Заметка в утренней газете понедельника была всего в дюйм высотой. Она отвечала на вопрос, который задал себе Руфус, и рассказывала, что были найдены кости не только младенца, но и молодой женщины. Это не стало шоком. А как иначе, если это Уайвис-холл, тот самый хвойный лес и то самое кладбище домашних животных?