Роковая ошибка княгини - [40]

«А я думал, он только на подлости способен, — подумал Мишель хмуро. — Выходит, не зря матушка так его жаловала?»

— Откуда он раздобыл оружие? — Спросил он, остановившись возле двери, рядом с которой остановилась Вера.

— Слуга его принёс. Я спросила его: зачем? А он сказал, барин попросил, дескать, полюбоваться на свой револьвер, который в окопах не раз выручал его, жизнь спасал… ностальгия, и всё такое… Ну, он глупый старик, не заподозрил ничего. А Владимир Петрович вон чего удумал, бедненький!

А что ему ещё оставалось? Мишель подумал-подумал, и пришёл к выводу, что, как бы чудовищно это не звучало, но он понимает Владимирцева. Понимает прекрасно. Когда ты один и когда ты никому не нужен — это невыносимое чувство. Нечто подобное испытывал он сам в этот момент.

— Впусти меня. — Попросил Мишель, видя, что девушка медлит.

— Можно я, для начала, кое-что спрошу? — Робко поинтересовалась она. Ей было жутко в обществе этого человека, который всего пару минут назад заламывал руки уважаемому Викентию Иннокентьевичу, но в то же время она понимала: сейчас он делает благое дело. Это был первый посетитель у бедного Владимирцева за целых два месяца!

— Спрашивай.

— Вы его друг, да? Сослуживец? У вас выправка военная, я подумала… — Бедная Вера покраснела до корней волос, сама не зная отчего, но Волконский вдруг улыбнулся ей, да так очаровательно, что у неё тотчас же замерло сердце, и робость мигом отступила. Она улыбнулась в ответ. — Я подумала, если вы его друг, и если вы воевали вместе, быть может, вы знаете кого-нибудь из его родственников, или… вы же сами спросили, почему он до сих пор у нас, понимаете ведь, что долго он здесь оставаться не может! Ровно столько, пока не заживёт его рана от самострела… а она уже почти зажила. Я хочу сказать, потом его выпишут. И… и, наверное, ему совсем некуда деваться, если он… если к нему, кроме вас да того дурака с револьвером, за всё это время никто и не пришёл! В общем… мне жаль его, очень жаль, но что я могу? Ничего, кроме как порекомендовать дом скорби, где состоит нянечкой моя кузина. Конечно, она будет заботиться о нём, но разве это почёт для героя? И я всего лишь хотела узнать, быть может, у вас есть какие-то мысли на счёт его дальнейшего будущего?

Честно говоря, пока не было.

На фоне мнимого самоубийства матери и фанатичного желания отца жениться сразу после её похорон, проблемы Володи Владимирцева вполне закономерным образом отходили на второй план. Но это ни в коем случае не означало, что Мишель собирался его бросить.

— Что-нибудь придумаю. — Заверил он сердобольную девушку, и та с облегчением вздохнула.

— Знала, что вы не останетесь равнодушным! — Прошептала она, открывая дверь. — Глаза у вас очень добрые, красивые…

А вот Викентий Иннокентьевич явно считал иначе, с улыбкой подумал Мишель, заходя в небольшую больничную палату за ней следом. Да и Гордеев наверняка поспорил бы с этим утверждением.

А вот девушки просто таяли от одного лишь его взгляда, что верно — то верно, глаза были его вторым оружием, после револьвера, к которому он так привык. Немало красавиц потонуло в этих погибельных зелёных глазах, немало неприступных крепостей рухнуло, немало сердец было разбито…

Владимирцев сидел в инвалидном кресле напротив окна, и безразлично глядел на пейзажи больничного дворика. На звук открывшейся двери он не обратил ни малейшего внимания, продолжая молча смотреть за окно. Взгляд у него был рассредоточенный, как будто он не смотрел ни на что конкретно, а просто впал в глубокую задумчивость, с головой погрузившись в собственные мысли. Это было бы нормально для любого человека, но Вера-то лучше других знала, что Владимирцев из этого состояния не выходил практически никогда.

— Владимир Петрович, к вам гости. — Объявила она бодро.

Похоже, это его ничуть не волновало.

«Совсем плох», подумал Мишель, проходя в комнату.

— Оставь нас. — Попросил он медсестру, и девушка послушно вышла. И когда они остались одни, Владимир позволил себе любопытство — чуть повернул голову на вновь пришедшего, и наградил его коротким, ничего не значащим взглядом, после чего вновь отвернулся к окну.

Этого хватило, чтобы Мишель впал в отчаяние. Да-да, именно Мишель, который вернулся с фронта героем, стоял на обеих ногах и выглядел весьма недурно, а не бедный Владимир, которого собрали по частям, как разбитую куклу, потерявший самое дорогое, что было в жизни, и выглядящий теперь точно живой труп. Он на появление Волконского, казалось, никак не отреагировал, а вот Мишель здорово опечалился, в очередной раз подумав о том, как несправедлива порой бывает жизнь.

Владимира было не узнать — от былого задора не осталось и следа, блеск в глазах давно погас, а уголки губ были угрюмо опущены вниз, как будто он заранее не ждал от жизни ничего хорошего, и не надеялся ни на малейшие поблажки от судьбы. Лицо его, раньше такое симпатичное, осунулось и потемнело, от былой красоты не осталось и следа, а выражение безграничного отчаяния и боли старило его на пару десятков лет.

Точно, как живой труп. Краше в гроб кладут.

— Здравствуй. — Произнёс Мишель, подойдя к нему. И протянул руку. Этот жест заставил Владимирцева улыбнуться, вокруг глаз тотчас же появились добрые морщинки, и он на мгновение напомнил Волконскому того парня, с которым они вместе воевали. Но — лишь на мгновение. Он вообще не думал, что Владимирцев ответит ему, раз Вера сказала, что он не разговаривал уже два месяца — но он ответил. Более того, даже руку пожал в ответ.