Роковая награда - [42]

– Из ваших сообщений насчет отсутствия контактов Гимназиста с криминальной средой я делаю вывод, что официально, белым днем Гимназист может быть вполне респектабельным гражданином? – предположил Черногоров.

– Разумеется! – покровительственно улыбнулся Деревянников. – Он может быть мещанином, нэпманом, даже совслужащим. А почему нет? Ищите среди людей сытых и образованных.

Они помолчали, глядя друг на друга – Черногоров с уважением, а Деревянников – с интересом, чуть лукаво.

– Вы ведь в губугро экспертом работаете? – спросил наконец зампред.

– Работал, – с грустью уточнил Деревянников. – Уволили меня в марте, как непролетарский элемент.

– Кто посмел? – нахмурился Черногоров.

– Не стоит о фамилиях, – махнул рукой старый криминалист.

– И все же, Шаповалов постарался? – Зампред сверлил глазами собеседника. – Непорядок! Вас немедленно восстановят. Более того, мы создадим в уголовном розыске специальный отдел по накоплению и аналитической обработке данных. Я сделаю соответствующие распоряжения.

Деревянников порозовел:

– За заботу благодарю. А то уж мы со старухой не знаем, на какие средства и жить! – он развел руками.

Черногоров встал:

– Было приятно познакомиться, Алексей Андреич. Очень. Спасибо за ваше время и за помощь.

Они попрощались, и Деревянников удалился. Черногоров поднял телефонную трубку:

– Шаповалова. Срочно! – Он ожидал соединения и в душе злобно матерился. Когда в трубке послышался голос начгубугро, Черногоров резко оборвал его. – Ты что же творишь, вредитель?.. А кто же? Я? Именно ты. Почему уволил Деревянникова?.. Я тебе покажу «несознательный элемент»! Я тебя самого несознательным сделаю и пропишу так – дух вылетит, понял!.. Слушай приказ: Деревянникова принять на должность начспецотдела, какого – тебе Гринев объяснит, пошлю его с черновиком приказа для тебя. А пока – зачисляй Деревянникова в штат. И запомни: подобные этому «спецу» кадры двадцати твоих деревенских обормотов стоят. Все, бывай! – зампред швырнул трубку.

В дверь заглянула Зинуля.

– Товарищ Медведь к вам, – с улыбкой оповестила она.

– Этот чего явился в воскресный день? – недовольно пробормотал Черногоров.

* * *

Дверь широко распахнулась, и в кабинет ввалилась исполинских размеров туша. Буркнув что-то вроде: «Пр-вэт» и пожав ладонь Черногорова огромной лапищей, человек свалился в кресло и, отдуваясь, снял фуражку:

– Ф-фу, эка с утра палить припустило! Покуда доехал, запарился. – Гость скрипел складками кожанки, морщась, расстегивал ворот гимнастерки.

– Ты что приехал-то, Платон Саввич? – участливо справился Черногоров.

– Как же, налет! Говорят, ты забрал дело у уголовки? Оно и понятно – десяток мертвяков, как мне доложили. Вот и я налимонился. Че там приключилось-то, а?

Черногоров принялся пересказывать оперативные донесения. Платон Саввич слушал, хмуря брови и время от времени покусывая усики.

Платон Саввич Медведь возглавлял территориальное ОГПУ. Так значилось в документах, так думал он сам и люди темные, далекие от реальной жизни.

Медведь выглядел на пятьдесят, однако «по паспорту» он был моложе – пьянство и прочие излишества добавили его внешности лишних десять лет. Он кем-то и когда-то считался «легендой ЧК», появившейся в органах в судьбоносном семнадцатом.

Платон Саввич и сейчас соответствовал «грозовой эпохе» – со своими кожанками, расстрельным «маузером» и отсутствием носовых платков. Его ценили за безоговорочное деление всех и вся на «своих» и «врагов» и за преданность рабочему классу. Впрочем, к рабочему классу товарищ Медведь отношение имел весьма сомнительное. Был Платон Саввич до революции трактирным вышибалой и даже сидел за кражу казенного добра. Однако многое прощается преданным революционному делу людям, а Медведь был истово предан. В годы гражданской преданно колошматил он пудовыми кулаками пленных офицеров, забивая их порой до смерти; под пулеметным огнем поднимал в атаку роты; орал на митингах.

Последнее время Медведь обленился – жизнь усложнилась, не было больше фронта и разнузданности ЧК, да и самой Чека не было. К тому же Платон Саввич стал побаливать, лечение же он знал одно – крепкими напитками. Ночами его мучили головные боли и тяжесть в груди, а иногда и галлюцинации. Медведь «гнал чертей», наливаясь водкой, и засыпал в разных комнатах своей обширной квартиры. Поговаривали, что имел Медведь когда-то жену, но ее никто в городе не видел.

Жил он с приходящей домработницей – старухой, убиравшей его жилище и стряпавшей еду. Периодически город переполняли слухи о «блуде», творимом первым чекистом губернии в охотничьем домике на Сером болоте, но слухи заминались властями, тем более что толком ничего так и не было известно.

Черногоров рассказывал своему «шефу» новости и отмахивался от дыма дешевых папирос, ибо Платон Саввич закурил.

Глубоко презирая в душе Медведя, Черногоров снисходительно терпел его формальное верховенство. Медведь же побаивался своего заместителя, но утешал себя собственными заслугами и аргументом, что «придет пора, и поклонится Черногор». Что это должна быть за пора и причину «поклона» Черногорова Медведь представлял смутно, но в мечту свою верил.