Роковая монахиня - [75]

Я взял нож и стал рассматривать его. Но в этот момент рука Антонии протянулась к тому месту, где он лежал.

— Ах, пожалуйста, дайте нож! — сказала она, когда увидела его в моей руке.

Я протянул Антонии нож, держа его двумя пальцами за клинок, чтобы ей было удобнее взять его за рукоятку. Она взялась за нее, продолжая смотреть на рисунок перед собой, но когда она, не глядя, потянула нож к себе, я, сделав неловкое движение, порезал себе большой и указательный палец левой руки. Почувствовав резкую пронизывающую боль, совсем не сравнимую с незначительным повреждением, я не мог удержаться от слабого крика и невольно, может быть, на четверть секунды, закрыл глаза. Но за это короткое мгновение я успел отчетливо увидеть фигуру женщины, которую я встретил на лестнице. Она снова улыбалась, однако на этот раз улыбка не была призывной и приветливой. Выражение злорадного удовлетворения лежало на ее губах и светилось в ее золотистых глазах.

— Вам больно? — участливо спросила госпожа фон N.

— Нет, — сказал я и попытался улыбнуться. — Не стоит об этом и говорить. Просто я немного испугался от неожиданности.

Я развел оба пораненных пальца, которые непроизвольно прижал друг к другу и взглянул на рану, которая сразу же начала сильно кровоточить. Я быстро обмотал пальцы платком.

Антония поднялась и сказала:

— Подождите минутку, я перевяжу рану.

Она быстро удалилась и вскоре вернулась с широкой чашей, полной холодной воды, полотенцем и куском полотна. Я опустил оба пальца в холодную воду, которая вскоре окрасилась кровью. После того как я вытер руку, Антония заботливо наложила мне повязку из тончайшего полотна. При этом ее прекрасное лицо оказалось совсем рядом с моим, и я подумал, что, если я ее сейчас поцелую, тогда можно считать мое объяснение в любви состоявшимся; более того, мне в голову пришли даже такие совсем пошлые слова, в которые я хотел облечь свое объяснение: «Вы ранили мое сердце гораздо сильнее, чем мою руку. Не хотите ли вы, прекрасная самаритянка, излечить и мое страдающее сердце?» Но я удержался от этой нелепой выходки, правда, должен признаться к своему стыду, не без усилия. Вот бы удивилась Антония, которая знает меня как серьезного, солидного человека, которому чужды всякие сентиментальные глупости.

После того как маленькие ранки были перевязаны и вызванный лакей вынес окрашенную кровью воду, Антония сложила те вещи, которые она принесла для рисования.

— Откуда взялось это смертоносное оружие? — спросил я с улыбкой, указывая на нож. — Если не ошибаюсь, я вижу его сегодня впервые.

— Вы не ошибаетесь, — ответила Антония. — Представьте себе, я нашла этот нож вчера вечером, когда возвращалась домой. Он лежал перед дверью подъезда и поблескивал в свете фонаря. Нож, видимо, кто-то обронил непосредственно перед тем, как я его обнаружила, потому что первый же прохожий заметил бы его. Я посмотрела направо и налево, но улица была пуста. Мама считает, что нож ценный; но мне он все же не показался такой уж драгоценностью, чтобы я могла решиться пойти в полицию и заявить о находке.

— Покажите мне, пожалуйста, нож еще раз, — сказал я.

Она мне протянула нож, и я осторожно взял его и стал внимательно рассматривать. Длинный, змееподобный язык в пасти дракона быстро двигался в разные стороны — я видел это отчетливо; но, естественно, это был оптический обман.

— Тонкая древнеиндийская работа, — с видом знатока сказал я.

— Мне нужно будет его вернуть? — спросила Антония. — Жаль! Он мне нравится.

— Пусть нож пока останется у вас, — ответил я. — Я дам объявление о том, что он найден, так что тот, кто его потерял, сможет получить его обратно, если приложит хотя бы немного старания.

— Я не переношу в доме найденных вещей, — сказала госпожа фон N. — Нужно придерживаться старого доброго закона: если кто находит на улице имущество, должен отдать его на хранение ближайшему священнику.

До сих пор я еще не рассказал о своей встрече на лестнице. Сначала меня от этого удерживало свежее воспоминание о сказанных по этому поводу словах Фридриха и его удивленном взгляде, потом мое внимание захватила история с ножом. Но теперь мне снова вспомнилась эта встреча. Какое мне дело до удивления Фридриха?

— Когда я шел к вам, мне повстречалась на лестнице молодая дама. Я подумал было, что она идет от вас, но Фридрих утверждает, что вы сегодня никого не принимали и что в доме нет никого, от кого бы она могла возвращаться.

— Надеюсь, это не была воровка, которая пробралась в дом? — озабоченно спросила госпожа фон N.

— Нет, — сказал я, — насчет этого я могу вас полностью успокоить, сударыня. Это была весьма благородная, красивая, изысканно одетая дама, которая, судя по ее костюму, возвращалась с приема или собиралась туда направиться. Она была поразительно похожа на фрейлейн Антонию.

Меня попросили рассказать об этой встрече поподробнее, что я и сделал. Мать с дочерью при этом внимательно смотрели на меня, и я заметил, что несколько раз они обменялись между собой удивленными или даже обеспокоенными взглядами.

— Все это довольно странно! — сказала госпожа фон N, когда я закончил свой рассказ. — Кто же это мог быть?