Роковая монахиня - [25]

«Этим явлением отчасти были и вы, главным образом вы», — ответил я довольно неуклюже. Однако кто же на моем месте смог бы после такого внутреннего потрясения сразу найти нужные слова? Я почувствовал, что совершил ошибку, когда ее уже нельзя было исправить, и попросил мою собеседницу, чтобы она позволила мне дать разъяснения в следующий раз.

«Поскольку, — продолжал я, — смею надеяться, что наш первый разговор не окажется последним. Если не ошибаюсь, я имею честь видеть перед собой владелицу этой усадьбы?»

Она ответила утвердительно.

«В таком случае мы с вами соседи и по необходимости должны поддерживать добрососедские отношения».

Я приложил немало стараний, чтобы унять пыл своего сердца, которым не в состоянии был управлять, обретя после столь долгих и мучительных поисков возможность видеть и слышать ее.

Я стал рассказывать о своем отношении к этому саду и пруду. При этом у меня сорвалось с языка, что последний стал для меня отблеском рая, когда я увидел в нем ее живое отражение. Одним словом, за те полчаса, что продолжался наш разговор, жар моего сердца несколько раз настолько заметно выплескивался наружу, что я сам счел за лучшее удалиться, поскольку чувствовал, что для первой встречи и так произошло слишком много.

Когда я ушел, то уже знал, что зовут ее Мария фон Мальтау и что через несколько дней она ожидает свою мать, для которой и было куплено это маленькое имение всего около двух месяцев назад, и что я — это было для меня самым радостным известием — могу прийти на следующее утро.

По дороге домой, да и дома, я часто упрекал себя в том, что не решился рассказать ей все более подробно и не спросил ее, была ли она прообразом той восковой фигуры. Сходство Марии с фигурой из музея было поразительным, до мельчайших деталей. Лишь история о казни возможного прототипа той восковой фигуры, хотя я в нее и не верил, все же удерживала меня и в дальнейшем от откровенного признания. И когда она попросила объяснить то неловкое начало нашего первого разговора, я приписал его своему смущению и извинился за это.

Чем чаще я ее видел, тем ближе становились наши помыслы и чувства, и наконец брачный союз был заключен.

Не было лишь матери Марии, которую она очень ждала. Вместо нее, однако, как мне однажды с очень грустным видом сказала Мария, пришло письмо, которое целиком разрушило надежду на ее приезд.

Тогда я письменно попросил у отсутствующей согласия на наш брак, после получения которого уже ничто не могло сдержать мое стремление скрепить наш союз благословением церкви.

Кто никогда не видел Марии и никогда не слышал ее, тот станет ругать меня за крайнюю неосмотрительность, поскольку я, отправляясь с ней к алтарю, не знал ровным счетом ничего о прошлом своей будущей супруги. Ведь она не рассказала мне ни о своем происхождении, ни о своем гражданстве, ни о каких-либо других обстоятельствах. Когда я спрашивал об этом Марию, она всегда со вздохом просила меня подождать лучших времен; да мне даже не была известна та, вероятно, весьма немаловажная причина, которая разлучила ее с матерью и принудила Марию поселиться, судя по всему, очень далеко от родных мест, по соседству со мной. Однако гармоничность всего ее существа, которая простирается до мельчайших и незначительнейших деталей, эта — я бы сказал — библейская кротость, которая наиболее искренне выражает женственность в первоначально ей присущем, элегическом характере, поднимает ее в моих глазах над всеми подозрениями в такой степени, что я бы добровольно взял на себя поручительство за все ее действия в прошлом.

Пафос, с которым говорил Гидо, не допускал возможности каких-либо замечаний или возражений, хотя гробовое молчание его слушателей отнюдь не свидетельствовало еще об абсолютном одобрении его взглядов и действий.

Гидо, видимо, сам это почувствовал и, поскольку в подтверждение столь безудержного восхваления ему уже нечего было сказать, а прибытие Марии из ее маленького имения, где у нее были дела, по его расчетам, ожидалось лишь через час, он решал показать небольшую миниатюру с изображением Марии которую он носил на груди.

И действительно, портрет произвел сильное впечатление на большинство гостей, с одной стороны, из-за поразительного сходства с той восковой фигурой, с другой стороны, из-за чудесных глаз, в чем миниатюра значительно превосходила фигуру из музея. Да, этот портрет в какой-то степени успокоил общество относительно будущего Гидо, что дало повод Жюли, все еще державшей миниатюру в руке, с жаром сказать:

— Однако почему вы, дорогой друг, целый месяц скрывали этого ангела от своих знакомых в городе, живущих всего в нескольких милях от вас? Ведь жизнь слишком коротка, чтобы позволять себе откладывать подобные знакомства!

— Вероятно, вы правы, — сказал Гидо, с благодарностью пожимая ей руку. — Я бы, конечно, раньше сделал мое приглашение, если бы в результате моего долгого отсутствия в имении не требовались значительные приготовления, чтобы здесь можно было принять гостей. А что касается поездки в город, то мою жену совершенно нельзя на это уговорить. И вообще все города ей настолько неприятны, что я не могу вам описать. Кроме того, она избегает посторонних людей. Тем не менее о вас всех я так много ей рассказывал, что вы можете уже считать себя ее друзьями, и я думаю, что доставлю ей большую радость, когдз удивлю ее сегодня вашим присутствием. Ведь Мария ничего не знает об обществе, которое она здесь найдет; еще со вчерашнего дня она занята хозяйственными делами в соседнем имении, так что у меня была возможность выполнить приготовления к сегодняшнему дню, не посвящая ее. Возможно, мне удастся отвлечь ее от мрачных мыслей и настроений, которым она все еще сильно подвержена. Например, у нее какой-то особый, болезненный интерес к могилам и совсем недавно, чудной лунной ночью, она никак не могла успокоиться, пока я не проводил ее на местное кладбище. Там Мария тотчас же бросилась на первую могилу, и, когда после моих настоятельных просьб она наконец, поднялась, по ее лицу бежали потоки слез. Я спросил, почему этот могильный холм так потряс ее.