Роковая монахиня - [133]

Со временем я стала находить во всем этом какое-то мрачное очарование. Я не могла оторвать от старухи взгляда и часто тайком, сдерживая дыхание, кралась за ней, испытывая, тем не менее, лишь отвращение и антипатию.

Однажды ночью, когда в доме было очень холодно, Анн Скегг заметила, что я шпионю за ней. Она резко обернулась и увидела меня на пороге комнаты. У ног старухи сидела кошка. Шерсть на ней встала дыбом, она оскалила зубы и тихо, отвратительно зарычала. Анн Скегг медленно пошла ко мне, странно раскачиваясь из стороны в сторону. Со своим трясущимся подбородком, с выставленной вперед головой и недобрыми глазами, взгляд которых приковывал меня к месту, она являла собой самое страшное и беспощадное существо, которое я когда-либо встречала. Я стояла на месте, будто окаменела, будто приросла к нему под воздействием какой-то странной силы, не в состоянии ни пошевелить рукой, ни крикнуть. Кровь моя застыла в жилах, зубы стучали, сердце перестало биться. И вдруг я вскрикнула, потеряв над собой контроль. Анн Скегг приближалась ко мне, а я бочком отступала по стенке, мои пальцы отчаянно искали какое-нибудь оружие, и они его нашли… Дико вскрикнув, я изо всей силы швырнула злобный череп в приближающуюся фигуру и ее рычащее животное. Он упал у ее ног с гулким стуком и раскололся на несколько частей.

Анн Скегг вдруг разразилась противным, отвратительным смехом.

Только позже я поняла, что наделала. Страх поймал меня в свои безжалостные объятия. Один за другим в моем мозгу вставали страшные примеры наказания, которое падало на головы людей, осмелившихся потревожить или оскорбить череп, а я по своей невероятной глупости превратила его в ничто, в кучку костей. И так как не было ни одного случая, когда провинившийся ушел от наказания, я, дрожа, ждала, что будет дальше.

Я была слишком испугана, чтобы спать или хотя бы лежать в постели. Странно, но тот тихий, выводящий из себя звук так и не повторился в ту ночь, хотя я ждала именно его. Стояла зловещая тишина. (В мозгу у меня в который раз прокручивается эта сцена: я распахиваю окно и с неестественной силой выбрасываю в темноту все то, что осталось от черепа, осколки с шумом летят вниз и падают в замерзший пруд. Я слышу и никогда больше не перестану слышать слабый треск тонкого льда, потрясший неподвижный воздух.)

Прошла еще одна ночь; на третью раздался неописуемо страшный вой и крики, как будто обезумевшие демоны во весь голос вопили от боли и унижения и пытались вырваться из холода и темноты, царивших на улице. Сначала эти наводящие страх вопли и стоны ослабли, полностью затихли, но потом вновь возобновились с десятикратной силой: на этот раз в их криках слышалась уже злоба.

Мое сердце глухо стучало. Я сидела на кровати, прижимая к себе одеяло и проклиная свою глупость, которая навлекла на мою голову весь этот кошмар. Где-то около полуночи, решив, что порыв холодного свежего воздуха остудит мое тело, которое трясло, как в лихорадке, и поможет преодолеть страх, я в состоянии, близком к обмороку, со стуком распахнула окно. В небе, в этой черной бездне не дальше чем в двадцати ярдах, происходило что-то непонятное. По всем четырем крыльям гулял ветер, пронзительно кричали совы, гремел гром, деревья, как черные тени, качались и стонали, а где-то далеко заунывно выла собака, будто кто-то умер. Проснулся и взволновался весь мир ночи, и в этом было что-то необычайное. Убывающая луна внезапно показала свое бледное лицо из-за туч, которые в панике разбежались по всему небу. В его вышине встретились и с ужасным шумом, заглушившим все остальные звуки ночи, разошлись темные тени. Скользнув вниз на черную гладь пруда, отливавшую серебром, когда до нее дотрагивался лунный свет, они поднимались, сжимая в руках нечто, напоминавшее осколки кости с неровными краями, а потом роняя их со злобным смехом, воплями и стонами.

Внезапно я заметила, как одна из теней, плясавших на пруду и кружившихся вихрем в такт ветру и раскатам грома, отделилась от остальных, медленно поднялась с поверхности пруда и, раскачиваясь из стороны в сторону, скользнула через порог дома… Волосы у меня встали дыбом, на лице выступил холодный пот, и я поняла, что этой тенью было то мрачное существо, которое звалось именем Анн Скегг.

Теперь со вселяющей ужас уверенностью я знала, что она мертва — всегда была мертва, что это была сама Мэлли Рай, которая благодаря какой-то дьявольской силе по-прежнему ходила по земле, она утонула, но все равно была жива. Не сомневалась я также и в том, что осталась здесь совсем одна, маленькая, ничтожная, против всех сил тьмы, которые сама же выпустила на свободу, разбив череп. Эти силы, терпеливо ждавшие своего часа, пока древний, зловещий череп был цел и невредим, сейчас напоминали о себе с удесятеренной мощью.

Жуткие стоны и крики слышались всю ночь, спать было невозможно. Днем шум утих, превратившись лишь в низкий, непрекращающийся, монотонный гул в моих ушах, который по мере приближения сумерек усиливался и перерос в вой, носившийся вокруг дома. Ночью над темной водой пруда опять была разыграна эта дьявольская пьеса с кусками расколовшегося черепа, и снова старый, скрюченный труп, оживленный мстительным духом Мэлли Рай, вставал, покачиваясь, из пруда и проникал в дом сквозь закрытую дверь.