Роковая корона - [15]

Месяц спустя, в начале августа, в маленький дворик баварского замка Мод въехал отряд нормандских рыцарей и лучников.

— Мы прибыли, чтобы сопровождать вас в Нормандию, — объявил командир отряда, вручая Мод свиток пергамента.

Это было официальное послание от короля Генриха, в котором отец напоминал дочери, что бездетная вдова, каковой она в настоящее время оказалась, подпадает под опеку ближайшего родственника мужского пола, каковым в данном случае является он сам. Далее король Генрих сообщал, что в этом вопросе закон на его стороне и ни один германский чиновник, ни даже сам новый император не посмеют противиться его решению. Мод надлежало немедленно отправляться в Нормандию.

Потрясенная, Мод выронила свиток на плиты мощеного двора. Она прекрасно знала законы, касающиеся вдов. Просто ей никогда не приходило в голову, что отец способен так с нею поступить.

— Но я до сих пор соблюдаю траур по покойному мужу, — возразила она. — Отец не имеет права так бесцеремонно вмешиваться в мою личную жизнь. Что будет, если я откажусь?

Командир бесстрастно ответил:

— Мне поручено сообщить вам, что в случае вашего отказа король Генрих уполномочил меня доставить вас к нему силой. — Он немного помолчал. — Но я убежден, что до этого дело не дойдет, госпожа.

Мод была в ужасе. Доставить ее в Англию силой? Голова раскалывалась от внезапной боли, она изо всех сил старалась не уронить достоинства перед посланником отца.

Душа ее была полна бессильного гнева. Для короля не имело значения, что сердце его дочери принадлежит Германии, что в случае отъезда ей придется отказаться от всего имущества, которое досталось ей в наследство от императора. Представив себе, что, если она начнет сопротивляться, ее просто свяжут, как гусыню на рынке, и запихнут в паланкин, Мод поняла, что это даже страшнее того, что теперь она всецело находится во власти отца. Как и прежде, когда ей приходилось иметь дело с королем Генрихом, у Мод не оставалось другого выбора, кроме покорности и послушания. К вечеру голова разболелась настолько, что она не могла заснуть и была вынуждена принять снотворный настой белого мака.

— Как бы ты себя ни чувствовала сейчас, возможно, это — самое лучшее из всего, что с тобой могло бы произойти, — сказала на следующий день Олдит, обрадованная возможности вернуться в родные края. Укладывая коробки и упаковывая седельные сумки, она искоса взглянула на Мод. — Что-то твоя хандра чересчур быстро закончилась!

Мод бросила на нее свирепый взгляд: ведь Олдит сказала правду. Скорбь и чувство утраты в душе вдовы сменились гневом и надеждой на новую жизнь.

В середине августа, в сопровождении отцовского эскорта, служанок, слуг и конюхов, Мод покинула любимую страну. В окружении четырех десятков рыцарей и лучников она чувствовала себя скорее пленницей, чем дочерью, возвращающейся в лоно семьи. Пока процессия двигалась через германские владения, навстречу Мод постоянно выходили местные жители, желавшие выразить ей свою любовь и скорбь от разлуки с нею. Они кричали, что никогда не забудут свою добрую и праведную императрицу. Мод была тронута до слез. Обида на отца стала еще сильнее.

Путешествие по Европе длилось целый месяц. В начале сентября процессия пересекла границу Нормандии, в час вечерни остановилась на ночлег в трактире рядом с церковью, а когда колокола зазвонили к заутрене, снова двинулась в путь. Командир сказал Мод, что если им повезет, то к ночи они доберутся до Руана. Потом она заснула под мягкое покачивание паланкина…

Мод медленно открыла глаза. Некоторое время она старалась не обращать внимания на стук молотков, грохот разгружаемых повозок и стук лошадиных копыт. Потом удивилась: неужели они так быстро доехали до Руана? Мод зевнула, потянулась, по-кошачьи выгнув спину, и отдернула кожаную занавеску, желая полюбоваться на столицу Нормандии. Но ее изумленному взору предстал лишь розовый сентябрьский рассвет, подернутый легкой пеленой тумана.

Повозки, паланкин и вьючные лошади стояли посреди дикого луга, с одной стороны к которому примыкал яблоневый сад. Теплый ветер раскачивал тяжелые от плодов ветви и осыпал траву спелыми красными, как кровь, и нежно-розовыми яблоками.

Командир верхом на гнедом жеребце приблизился к паланкину Мод, и она окликнула его:

— Зачем мы разбиваем здесь лагерь? Это ведь не Руан!

— Да, госпожа, это не Руан. Пока вы спали, мы встретились на дороге с герольдом, завернувшим процессию и направившим нас к этой деревне. Она называется Сент-Клер. Шатер для вас только что установили, и женщины сейчас разгружают ваши вещи.

Неподалеку Мод заметила знакомый зеленый шатер, окруженный повозками и вьючными лошадьми. Двое слуг сгружали с повозок деревянные ящики и тюки, перевязанные веревками, и переносили их в шатер; за ними следовали еще двое, согнувшиеся под тяжестью деревянной лохани с водой. Мод услышала доносившиеся из шатра голоса Олдит и немецких служанок.

— Король здесь? — недоверчиво спросила она.

— Он на том берегу реки, госпожа, — ответил командир.

Мод медленно выбралась из паланкина. Да, действительно, за рекой раскинулся лагерь короля: множество шатров, за ними — приземистая каменная церковь и горстка лачуг с тростниковыми кровлями. Несмотря на теплое утро, Мод задрожала.