Роккаматио из Хельсинки - [5]

Решение пришло на прополке сорняков: мы воспользуемся историей двадцатого века. Не в том смысле, что повествование начнется в 1901-м и растянется до 1986-го — сага нам ни к чему. Двадцатое столетье послужит матрицей: каждый год будет отмечен одним событием, как метафорической вехой. В нашем творении будет восемьдесят шесть глав, где каждая — отзвук одного события из каждого года расцветшего века.

План, как использовать время с Полом, меня взбудоражил. Я чуть не лопался от идей. Тягомотные поездки из Роутауна в Торонто мигом обрели иной, творческий, смысл.

В больнице, где Пол проходил очередные тесты, я ему все подробно объяснил.

— Не понял, — сказал он. — Что значит «метафорическая веха»? И когда все происходит?

— Сейчас. Семья живет в наши дни. Отобранные нами исторические события станут параллелью, которая направит нас в сочинении рассказов о наших героях. Ну, вроде того, как «Одиссея» Гомера стала параллелью для Джойса, когда он писал «Улисса».

— Я не читал «Улисса».

— Неважно. Суть в том, что роман повествует об одном дне 1904 года в Дублине, но озаглавлен по имени древнегреческого героя. Десятилетние странствия Одиссея после Троянской войны Джойс использует как параллель для своей дублинской истории. Его сочинение — метафорическая трансформация «Одиссеи».

— Может, лучше вслух прочтем книгу Джойса?

— Но мы ж не хотим быть лишь пассивными зрителями?

— Ох…

— Для начала надо решить, где обитает наше семейство.

Пол одарил меня квелым взглядом. Он устал и был скептичен, однако я наседал, уже слегка досадуя. Брань не звучала, но витала в воздухе. Пол скривился и заплакал. Я тотчас попросил прощенья. Конечно, мы вслух прочтем «Улисса», отличная идея. А после — что такого? — «Войну и мир».

Я уже заходил в лифт, когда меня нагнал истошный вопль из палаты:

— Хельсинки-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и!

Я ухмыльнулся. Понимаете, мы с Полом были настроены на одну волну. Оба молоды, а юности свойственна радикальность. Она не увязла в привычках и традициях. Если вовремя спохватится, все начнется заново. Стало быть, история наша произойдет в Хельсинки, столице Финляндии. Хороший выбор. В далеком городе, где никто из нас не бывал, нашей фантазии будет вольготнее, нежели в том, что маячил перед глазами. Я вернулся в палату. Пол еще не остыл от крика.

— Как назовем семейство? — спросил я.

На секунду он задумался, вытянув губы трубочкой и сощурившись. Потом выдохнул:

— Роккаматио.

— Как?

— Роккаматио. Рок-ка-ма-ти-о.

Мне не особо понравилось. Как-то не жизненно. Может, лучше что-нибудь более скандинавское?

Но Пол уперся.

— Роккаматио, Рок-ка-ма-ти-о, — повторял он. — Финская семья итальянского происхождения.

Что ж, быть посему. Семейство получило имя и прописку. Осталось поведать его историю. Условились о правилах: я буду решать, что годится для сочинения, явная автобиография неприемлема. Действие происходит в наши дни, в середине восьмидесятых. Каждую главу, отражающую одно событие соответствующего года двадцатого столетия, сочиняем за один присест. Чередуемся: я беру нечетные годы, Пол — четные. Прикинув, что нам известно о Хельсинки, сошлись в следующем: первое, население города один миллион человек; второе, это столица Финляндии во всех смыслах — политическом, торговом, промышленном, культурном и прочих; третье, это важный морской порт; четвертое, здесь обитает маленькая, но капризная шведская община; пятое, Россия всегда подавляла дух финской нации. И последнее, о чем мы договорились: семья Роккаматио — наш секрет.

Было решено, что после недолгих изысканий и размышлений я приступлю к первой главе. Я принес Полу ручку, бумагу и трехтомную «Историю двадцатого века», а его отец доставил низкую этажерку на колесиках, уставленную тридцатью двумя томами пятнадцатого издания «Британской энциклопедии».

Имейте в виду, вы не услышите историю хельсинкских Роккаматио. Никакого обнародования частной жизни. Просто знайте, что семья эта существовала, вот и все. Рассказывать историю семейства было трудно, и чем дальше, тем труднее. Начали мы браво и уверенно, бесконечно спорили и перебивали друг друга, щеголяя умом и оригинальностью, много смеялись, однако весьма утомительно воссоздавать жизнь, когда ты не на пике здоровья. Не то чтобы Пол уклонялся от нашей затеи (хотя словом или гримасой все еще противился), он просто не имел на нее сил. Даже слушать ему было тяжело.

Часто повествование велось шепотом. Оно не предназначалось для чужих ушей. Кроме памяти, о той спидовой поре осталась лишь эта запись.

Событийный фон хельсинкских Роккаматио

1901 — После шестидесяти четырех лет правления умирает королева Виктория. Ее царствование знаменует собой невероятный индустриальный рост и повышение материального благосостояния. Пусть в чем-то зашоренная и бредовая, Викторианская эпоха стала наисчастливейшим временем стабильности, порядка, богатства, просвещения и надежды. Победоносно шествуют наука и новые технологии, рукой подать до Утопии.

Я начинаю с кончины патриарха семьи, Сандро Роккаматио. Печальный эпизод позволяет представить членов семейства — все они присутствуют на похоронах.