Роккаматио из Хельсинки - [2]

СОБЫТИЙНЫЙ ФОН ХЕЛЬСИНКСКИХ РОККАМАТИО

Посвящается Дж. Г.

Пола я знал недолго. Познакомились мы осенью 1986 года в университете Эллис, что в Роу-тауне, к востоку от Торонто. Мне было двадцать три, я начинал последний курс после академического отпуска, в котором поработал и прокатился в Индию. Полу недавно исполнилось девятнадцать, он только что поступил. В начале учебного года кое-кто из старшекурсников посвящает первашей в студенты. Никаких издевок или розыгрышей, старички хотят помочь. Их прозвище «amigos» (кореша), а первокурсников называют «amigees» (корешата) — вот вам свидетельство того, насколько в Роутауне распространен испанский. Я, кореш, воспринимал своих корешат, как жизнерадостный, совсем зеленый молодняк. Мне сразу глянулись спокойствие Пола, его интеллигентное любопытство и скептический склад ума. Мы друг другу понравились и стали держаться вместе. Как старший и более опытный я напустил на себя важность мудрого гуру, а Пол внимал мне, точно юный апостол, но потом иронично вскинул бровь и выдал какую-то реплику, от которой я устыдился собственной напыщенности. Мы рассмеялись и, отказавшись от всяких ролей, стали просто добрыми друзьями.

Потом, едва начался второй семестр, Пол захворал. С Рождества его лихорадило, а к февралю одолел сухой лающий кашель. Сперва мы оба не придали этому значения. Ну, простуда, сухой воздух — наверное, дело в этом.

Постепенно ему становилось хуже. Сейчас я вспоминаю детали, на которые тогда не обратил особого внимания. Тарелки с чуть тронутой едой. Жалоба на понос. Вялость, не свойственная даже флегматику. Однажды мы поднялись в библиотеку по лестнице, которая вряд ли насчитывала двадцать пять ступенек, и остановились на площадке по той лишь причине, что Пол запыхался и хотел передохнуть. Похоже, он терял вес. Из-за толстых свитеров точно не скажешь, но в начале учебы он определенно был осанистее. Стало ясно — что-то неладно, и мы этак вскользь о том поговорили. Я изобразил врача:

— Нуте-c… Одышка, кашель, потеря веса, слабость… Пол, у вас пневмония.

Конечно, я валял дурака, что я в том понимаю? Но оказалось — именно пневмония. На латыни Pneumocystis carinii pneumonia (пневмоцистная пневмония), для понимающих — ПЦП. В середине февраля Пол уехал в Торонто показаться семейному врачу.

Через девять месяцев он умер.

СПИД. Об этом Пол бесстрастно известил по телефону. Его не было почти две недели. Только что вернулся из больницы, сказал он. Меня качнуло. Первая мысль о себе. Не случалось ли, чтобы Пол при мне поранился? Если да, то что? Пил ли я когда из его стакана? Ел из одной с ним тарелки? Я пытался вспомнить, был ли мостик между нашими организмами. Затем я подумал о Поле. Пришла мысль об однополом сексе и тяжелых наркотиках. Но Пол не был геем. Впрямую о том он не говорил, но я знал его достаточно хорошо и ни разу не подметил в нем никакой двойственности. И наркоманом представить его было невозможно. В общем, дело не в том. Три года назад, когда Полу было шестнадцать, он с родителями на Рождество поехал на Ямайку. Попали в автокатастрофу. Пол сломал правую ногу и потерял сколько-то крови. В местной больнице ему сделали переливание. Шестеро свидетелей аварии предложили свою кровь. У троих была нужная группа. Небольшое телефонное дознание выявило, что через два года один из доноров внезапно умер, проходя лечение от пневмонии. Вскрытие показало серьезные токсоплазмозные церебральные нарушения. Подозрительное сочетание.

Пол обитал в Роуздейле, зажиточном районе Торонто. В выходные я его навестил. Ехать не хотелось, было одно желание — вообще не думать о случившемся. Ища повод уклониться от встречи, я спросил, удобно ли сейчас беспокоить его родителей. Ничего, приезжай, сказал Пол. И я поехал. Прибыл. Насчет родителей я оказался прав. Сердце кровью обливалось от состояния его родных в те первые дни.

Узнав о возможном источнике вируса, до конца дня Джек, отец Пола, не проронил ни слова. А наутро спозаранку спустился в подвал, взял ящик с инструментами и, накинув парку поверх домашнего халата, вышел на подъездную аллею, где принялся крушить машину. Хотя на Ямайке он был за рулем другого, прокатного автомобиля, и авария произошла не по его вине. Молотком вдребезги разнес фары и стекла. Изуродовал кузов. Вогнал гвозди в покрышки. Потом из бака отсосал бензин, облил и поджег машину. Соседи вызвали пожарных. Те примчались и погасили огонь. Приехала полиция. Давясь рыданиями, Джек объяснил причину своего поступка. Огнеборцы и стражи порядка проявили понимание; не выдвинув никаких обвинений, полицейские отбыли и лишь спросили, не надо ли подвезти его в больницу. Джек отказался. Первое, что я увидел, подойдя к большому угловатому дому Пола, — обгорелые останки «Мерседеса», покрытые засохшей пеной.

Усердный юрист, Джек занимался корпоративным правом. Когда Пол меня представил, он осклабился и, стиснув мою руку, проговорил:

— Рад познакомиться.

Похоже, больше сказать было нечего. Лицо его было багровым. Мэри, мать Пола, укрылась в спальне. Я видел ее на праздновании начала учебного года. В молодости она защитилась в университете Макгилла, получив ученую степень по антропологии, слыла отличной теннисисткой на любительском уровне и завзятой путешественницей. Ныне на полставки работала в какой-то организации по правам человека. Пол гордился матерью, они очень ладили. Мэри запомнилась мне изящной, энергичной женщиной, но сейчас она походила на сдутый воздушный шарик — калачиком свернулась на кровати, будто лишившись всех жизненных сил.