Рокировка. Шах - [3]

– Прошу прощения, избранная, за поведение хранителя Ханоя. Хотя, должен признать, я тоже испытал удивление. Однако я не могу сказать, что твоя внешность настолько ужасна, чтобы к такому возрасту ты не познала мужчину. Или у тебя есть еще какие-то дефекты?

От услышанного я замерла. Просто не знала, как реагировать. Обидеться, оскорбиться, разругаться или, наоборот, счесть комплиментом. Слишком часто я слышала насмешки по поводу своей внешности, слишком давно привыкла к тупой боли после каждого подобного замечания.

Как это ни печально, но я родилась с дефектом внешности, как заявляли доктора, или в результате врачебной ошибки, как были уверены мать и бабушка. Диагноз – родовая травма. И не важно, врожденный то дефект, просто несчастный случай, или во время родов кто-то пережал какой-то нерв. Факт оставался фактом – вся левая часть моего тела была парализована. Не сильно, так, словно поплыла, искривив черты лица и слегка скосив на один бок тело, заставляя слегка тянуть ногу и с трудом управляться левой рукой. Но самым «ярким» пятном на моем лице был полуприкрытый глаз. Словно я вечно щурилась. Да и мутная пелена, полностью застлавшая белок, красоты не добавляла. В общем, по отдельности, отклонения небольшие, даже не сильно заметные на первый взгляд, но достаточные, чтобы повлиять на многое – в том числе на чистоту речи и возникновение у маленькой девочки целой кучи комплексов. Мне было неловко смотреть в глаза прохожим, замечая, как они начинают бессознательно разглядывать меня, пытаясь понять, что со мной не так, и быстро отводят взгляд, когда понимают. Если ко мне обращались на улице с вопросом, я невнятно бормотала в ответ, стараясь поскорее уйти подальше. В итоге – полное отсутствие друзей и вакуум одиночества, окружавший меня практически всю жизнь.

Моя мать потратила в свое время кучу денег, сил и времени, чтобы свести дефект к минимуму, но… Уже было поздно. Да еще и постоянные нотации бабушки, что мое уродство – это наказание матери за мое рождение вне брака. Я полностью ушла в книги и учебу, чему домашние были только рады. Мама отдала последние деньги, чтобы подправить мне зрение, которое к середине школы начало стремительно падать. Пелену врачи убрали, но полностью восстановить зрение не удалось, так что очки я носила постоянно. Зато через них был не так заметен мой «прищуренный» взгляд. Золотая медаль, потом институт… В понимании мамы все было прекрасно, только я хотела другого. У меня появились подруги, но я была им нужна лишь в качестве жилетки, советчика и помощницы, а ребята воспринимали исключительно, как своего парня. Добавьте к этому строгое воспитание – и вуаля! Впервые я пошла на дискотеку в двадцать три года, и то тайком от матери с бабушкой, соврав, что иду на день рождения! К тому времени большинство моих подруг уже были по парам, а я, и так с детства отличавшаяся высоким ростом и крупным телосложением, выглядела среди них как тридцатилетняя. Естественно, на этом почти все и закончилось. Нет, однажды я попыталась. Мой одноклассник, которому я вроде как нравилась… Мне до сих пор стыдно вспоминать о той ночи. Уж не знаю, в чем была причина – в его мужской силе или отношении ко мне, но он даже не понял, что я невинна. Ничего не произошло. А через неделю он пропал. Потом были попытки познакомиться через Интернет, так ни к чему и не приведшие… И даже если я пару раз за год выходила в ночной клуб или кафе, то возвращалась всегда одна. На работе был женский коллектив, и постепенно я начала терять уверенность в себе. Опустила руки, в моем гардеробе появилось слишком много черных вещей… Которые, к несчастью, пригодились, когда в двадцать шесть лет авария перечеркнула всю мою дальнейшую жизнь. Пьяный водитель сбил переходивших дорогу маму и бабушку. Насмерть.

Не знаю, как я пережила то время. Кажется, пару раз появлялся мой несостоявшийся возлюбленный. Предлагал утешение и брак, но я его послала. Хотя, спустя пару лет, малодушно жалела, что не согласилась… Очнулась я только полгода назад. Одинокая, старая, опустившаяся и разжиревшая уродина, и поняла, что… что ничего хорошего меня в будущем уже не ждет. Пустота, холод, слезы в подушку и одинокая темная квартира… А вчера я отмечала свой тридцать шестой день рождения – и ровно как десять лет я праздную его в одиночестве. Всегда одна, если не считать нескольких смс и телевизора… Так что я могла ответить этим… магистрам… беспардонно лезущим в мою жизнь?

– Нет, – процедила, с трудом сглотнув комок, – внутренних дефектов нет. Только внешние.

– Хорошо, – довольно кивнул магистр, отчего мне захотелось расцарапать ему лицо. – Это очень хорошо. Ханой, проводи избранную.

– Конечно, магистр.

И уже в мою сторону:

– Следуй за мной.

* * *

Комната, куда меня привели, скорее походила на камеру временного содержания. Без окон, из обстановки – одна деревянная скамья с тонким пледом и узкой подушкой, стол, стул, кувшин с водой и факел на стене.

– Отдыхай. За тобой придут, – небрежно бросил пухлый и ретировался.

Отдыхать я не хотела, но, взяв себя в руки, все же легла на скамью и задумалась. Пожалуй, это – немногое, что я делала превосходно. Помогло обилие прочитанной литературы, просмотренных научных передач, изученных игр и головоломок. Я умела и любила анализировать, только вот в моей прошлой жизни это никому не было нужно.