Рокировка длиною в жизнь - [21]

худ. Жан Поль Кайзер

Наконец, когда дошли до рокового хода, Марк Евгеньевич, всплеснув руками, недоуменно вопросил, обращаясь скорее к самому себе, нежели к окружающим:

– Странно: и что это меня дёрнуло так пойти, до сих пор не могу дать вразумительного ответа?

И тут же показал правильное продолжение. Все присутствующие согласно закивали головами. Некоторое время, маэстро, словно завороженный уставился на доску. Очки его медленно стали сползать к самому кончику его носа.

– Уму непостижимо! – снова воскликнул маэстро, поправляя очки. – Ничего не могу понять. Просто, наваждение какое-то…

Рустам стоял неподалеку от меня. Вдруг, наши взгляды случайно пересеклись. Лицо его было настолько серьезным, что я без труда прочитал неописуемую радость и ликование, царившее в его душе. Ещё бы: ведь его сын только что обыграл бывшего претендента на мировую шахматную корону, сражавшегося некогда с самим Бобби Фишером! А это говорило уже о многом…

История одного бегства

На улице ещё и не думал таять снег, но яркое солнце уже начинало припекать, весело подмигивая лучами сквозь окна полуподвального помещения и напоминая о том, что весна уже давно вступила в свои права и что очень скоро грядут перемены.

– Нет, что ни говори, а жизнь, всё-таки, прекрасна! – воскликнул Рустам, радостно потирая ладони и окидывая свою мастерскую.

Мы находились в его фото-студии, помещение которой он арендовал недалеко от станции метро «Технологический институт».

Помню, как меня удивило и насторожило столь несвойственное расположение духа, в котором пребывал мой знакомый. Обычно, вечно хмурый и насупленный, сегодня он выглядел на редкость радостным, словно провернул на днях какое-то очередное весьма выгодное дельце. Хорошее настроение настолько переполняло его душу, что он с трудом удерживал себя, чтобы не поделиться этим с близким человеком.

– Наконец-то! – не выдержал всё-таки Рустам и, понизив голос, продолжил почти шепотом – Скоро ты услышишь, как о нас заговорит весь мир!

Я молча внимал словам товарища, продолжая сидеть на потертом и шатком табурете, идиотски улыбаясь и пытаясь понять – о чём, собственно, идёт речь.

Рустам вдруг на секунду умолк, внимательно разглядывая меня, как бы рассуждая про себя – стОит ли продолжать.

Внезапно его осенило:

– Слушай, Галиб, я хочу тебе по старой дружбе сделать подарок!

– То, есть? – насторожился я, весь напрягшись, приготовившись к непонятному подвоху: учитывая его характер, было весьма странным, чтобы Рустам, вот так вот, запросто что-либо кому-то подарил. Впрочем, совсем на днях, он совершенно безвозмездно поделился со мною рецептом проявителя для фотобумаг, снабдив от себя всеми необходимыми реактивами. А вчера, даже пригласил меня к себе в фотостудию.

– Да очень просто: хочешь, я тебе почти задаром отдам своё оборудование? За чисто символическую цену! – ошарашил он меня вновь, заставив напрячься ещё сильнее.

– С чего это вдруг? – недоверчиво улыбнулся я. – А как же, ты сам?

– Понимаешь… – начал, было, Рустам, и вдруг решив, что далее скрывать от меня бессмысленно, резко рубанув своей тяжелой рукой воздух, открылся – На днях мы с Гатой едем в Америку, на турнир. У меня там есть свой человечек, с которым я уже обо всём договорился. В общем… назад мы больше не вернемся. Только ты смотри: никому ни слова! Это я тебе по нашей старой дружбе говорю… Я уже всё продумал и просчитал… Это шанс, понимаешь? Это наш последний и единственный шанс, который мы не имеем права упустить! Иначе, мы тут заживо сгниём, в этом болоте.

И тут же, внезапно нахохлившись, уставился на меня своим бычьим взглядом:

– Ты ведь, нас не заложишь?

– Да нет, конечно же… – поспешил я заверить его, не на шутку испугавшись, что являюсь обладателем столь страшной тайны.

Пожалуй, это была единственная тайна, с которой я рад был бы расстаться. И вовсе не потому, что мог случайно её проболтать: за спиной уже имелся большой опыт работы в системе «Интурист».

К тому времени, я уже был достаточно осведомлен о лживой и коварной политике родного государства, давным-давно дискредитировавшей себя в глазах всего мирового сообщества, а потому фанатичным патриотизмом отнюдь не страдал. Неоднозначно относясь к личности самого Рустама, я всё же, искренне и от всего сердца желал им удачной операции, поскольку мне и в самом деле было жаль маленького и скромного Гату, который вряд ли бы сумел полностью раскрыть свой талант, останься он на этой грешной и несчастной земле, именуемой родиной.

Сейчас это может показаться несколько странным, но тогда, в 1989 году, не только диссиденты и деятели от науки и искусства, но и многие простые трезвомыслящие люди мечтали вырваться из советской клетки за кордон, чтобы глотнуть свежего воздуха, чтобы просто, пожить по-человечески. И спортсмены не были исключением.

Уже потом, несколько позднее, когда государственные тиски заметно ослабнут, вслед за Камскими из страны, по разным причинам, уплывет значительная часть мастеров и гроссмейстеров: И. Левитина, Л. Юдасин, А. Ермолинский, М. Цейтлин и многие-многие другие. А тогда…

Тогда я мечтал только лишь об одном: поскорее бы отец с сыном уехали, чтобы я смог вновь зажить спокойной жизнью.