Рок умер – а мы живем - [22]

Хм, может, дать ей максовскую анкету? Там есть ограничение по возрасту – тридцать пять лет, но вдруг у неё прокатит. Сохранилась-то действительно классно… Дать анкету, предложить попробовать всё изменить. Рассказать про Макса с камерой, софу, возможность работы за границей… Вот, наверно, перепугается… Нет, а если молча протянуть? Она начнёт с серьёзным видом читать, вникать, подумает, что по журналу, а потом… Чащин хохотнул, тут же опомнился, кашлянул, возвращаясь в своё обычное состояние. Сложил в стопку бумаги, взял мобильный и пошёл обедать.

Столовая была закрытая, лишь для сотрудников фирм, располагающихся в этом здании. Потому и блюда дешёвые. Суп – шестнадцать рублей, второе – в среднем полтинник, салатики – в районе двадцати. Компот, кисель из вишни за десятку, слоёные пирожки в ассортименте…

Чащин сидел за квадратным столом на четырёх человек. Остальные три места занимали молодые люди, мало чем от него отличающиеся: деловые костюмы, аккуратные причёски, галстуки традиционно во время обеда засунуты между пуговиц белых рубашек, чтоб не залезли в суп… Этих молодых людей, как и большинство остальных посетителей столовой, Чащин знал в лицо, но где работают, как их зовут, никогда не интересовался. Да и что интересного?..

– Как, Юр, обживаешься? – спрашивал один, лет двадцати пяти, рыжеватый, плотненький и, видимо, очень по жизни энергичный. – Давно тебя что-то не видели…

– Да сложно, сложно пока, – уныло отвечал другой, темноволосый, сухощавый. – Тяжело, если честно.

– М-м! Зато, слышали, и зарплата недетская.

– До неё дотянуть надо…

– Я тут читал, – вступил третий, тоже чернявый, с родинкой над левой ноздрей, – что если за двадцать дней не адаптируешься к новому месту, то это сто процентов уже всё. Дальше сплошные косяки, стрессы, и в итоге…

– А ты сколько там, Юр? – перебил рыжеватый.

– Я… Две недели ровно.

– Это, значит, четырнадцать дней.

– Десять рабочих, – скороговоркой поправил сухощавый.

– Ну, так или иначе – экватор.

– Критический момент, – подтвердил с родинкой. – Не впишешься в систему, в коллектив – и писец.

Сухощавый перестал есть:

– Обживусь, думаю. Притрусь.

– Смотри, Юрий, это всё может плачевно кончиться…

Эти двое – рыжеватый и с родинкой – явно издевались над знакомым, наверняка бывшим своим сослуживцем, мстя за то, что устроился на более денежное место. А тот верил и пугался всё больше. Сидел над полупустой тарелкой рыбного супа и ловил каждое слово про свой кризисный момент. Смотреть на него было больно…

– А как там, – наконец тихо, жалобно поинтересовался, – замену мне подобрали?

– П-ху! – чуть не подавился рыжеватый. – Естественно! Такая девочка теперь сидит!.. МГУ закончила, полтора года в Англии стажировалась. Ас, короче… Нет, Юрка, обратно тебе путь заказан. Сто пудов.

– Палыч на тебя злой, – добавил с родинкой. – Зря ты так свалил, со скандалом.

– Зря, зря, Юрка. Даже не знаю… – Рыжеватый поставил на пустую суповую тарелку тарелку со вторым. – Так вот люди и становятся продавцами на Горбухе. За лучшим рванут, обломаются, а потом – на дно.

– А что делать, ребята? – сухощавый чуть не плакал. – А?.. А?

Ребята не отвечали, уверенно отрезали кусочки от свиной отбивной, отправляли в рот, жевали.

Чувствуя приятную ленивость после сытного обеда, Чащин выкурил сигарету в холле. Заодно полюбовался ровными плиточками колен Наташи из отдела музеев, галерей и экспозиций… Наташа курила в кресле напротив, откровенно тяготилась его молчанием, и Чащину захотелось сказать что-нибудь остроумное, такое, чтобы она посмеялась. Но не нашёл подходящего, бросил окурок в урну, пошёл к себе.

Не стесняясь, громко и смачно порыгивая, включил компьютер. Нужно было позаниматься делом. Вставить необходимое из того, что принесла секретарша, сократить не очень нужное… Да, число кинотеатров растёт, количество фильмов – тоже, всё больше прокатчиков желают полнее прорекламировать продукт и платят за это журналу денежку. Так что, как говорится, это святое.

Решительно, но всё же в глубине души сожалея, Чащин уничтожал краткие аннотации фильмов, за которые не было и не будет заплачено, аккуратно сокращал проплаченные материалы… Постепенно втянулся, забыл о том, что нужно перекуривать, пить чай, поглядывать на часы.

Наконец-то понедельник дал знать о себе…

Когда-то, в самом начале, Игорь поручил ему блок «Концерты». Чащин действительно неплохо знал музыку, исполнителей, клубы, мог и сам при необходимости написать статейку о предстоящем выступлении «Аквариума» или «Крематория»… Но через полгода попросил перевести его в отдел кино, где как раз открылась вакансия. Слишком тяжело было неделю за неделей рекламировать бездарные группы, видеть их вычурные или тарабарские названия – «Ю-Питер», «Ничего хорошего, тем не менее», «Кукрыниксы», «Добраночь», «Карибасы», «Шао? Бао!», «Ухо Ван Гога», «Нож для фрау Мюллер», «Дети Пикассо», «Старик и Моrе», «Паперный Т.А..М»…, «Хоронько-оркестр»… Таких групп были сотни, и когда Чащин пробовал послушать их музыку, начинало ломить уши, настроение портилось окончательно… Клубы росли как грибы, и эти вредные для здоровья группы кочевали из одного в другой; бывало, за неделю давали по десять концертов… Чащин негодовал, досадовал, злился, а может быть, завидовал. Ему подобное в своё время не удалось…