Рок, туше́ и белая ворона - [22]

Сперва, паническая атака на глазах у всех, из-за того что Гордеев за руку меня схватил. До этого момента, мне удавалось избежать физического контакта с людьми. И была эта страшная галлюцинация… мой мозг закоротило. Что-то случилось со мной, я перестала пить таблетки и стала вести себя… опасно, забыв, что это увидят. И конечно же это увидели.

Я стала пить, я снова вернулась к тому, от чего ушла. Я тусовалась со старой компанией, а эти люди были отрицательным контингентом. Пили. Гуляли. Курили травку. Я могла прийти пьяной в школу, или под кайфом. Или пропасть на неделю. Одноклассники стали побаиваться меня, отстранились от меня, я можно сказать стала изгоем общества. Все отсели от меня, на ряду я осталась в одиночестве за своей партой. И люди с которыми я какого-то хрена общалась, улыбалась им, спустили на меня всех собак. Они вмиг стали примитивными для моего взора, просто серой стаей. Я тогда предельно поняла Гордеева, он ненавидит людей, это очевидно. И тогда, мне казалось, что эта ненависть была справедливой. Но Сола вышла с больничного и как ни в чём не бывало, села рядом за нашу третью парту в первом ряду. В итоге, Сола стала такой же, как и я, таким же аутсайдером. Она пыталась поговорить со мной, требовала от меня объяснений, я послала её. Но даже тогда, она не отвернулась. А Гордеев… он как сидел за нами, так и остался до последнего звонка, так сказать. Он тот человек, который плевать хотел на любое мнение, кроме своего собственного. Ему просто нет дела ни до меня, ни до кого либо ещё. Он эгоист. Думает исключительно только о себе любимом, но по какой-то причине в то время как обо мне по сей день ходят самые пикантные слухи, за его спиной молчат в тряпочку. Про то, чтобы рискнуть сказать ему что либо в лицо, и речи нет. Он никого не боится, это его боятся. И уж тем более он не боится общественного мнения. Он с самого начала был единственным парнем, который даже не пытался со мной флиртовать, ему было наплевать на меня в этом смысле. Он мог нападать на меня, призирать, провоцировать на конфликт, и сдаётся мне, что его привело в бешенный восторг, то, что я не пасовала. Нет, с начала, я пасовала, я не хотела рушить свой полёт, ведь я парила, мир был восхитительным, ярким, полным ― он был прекрасным. Но одна нападка, привела к следующей, я стала чертовски раздражительной, а молва о моей компании набрала обороты, давая ему повод на призрение. Я хотела защищаться, он явно хотел вывести меня из себя, видя мой игнор, ведь я лишь отмахивалась ото всех, наплевав на всю глухую мораль, мол, «Всё круто, чё вам надо от меня? Катитесь к чёрту!» Я отрицала происходящее тогда, отрицала, что это как раз таки я качусь к чёрту. А потом он сумел подцепить некое кольцо во мне, выбрав момент, когда я была уязвимой и сломанной.

Мой мозг поднял бунт. Гордеев вырвал эту чеку… И я взорвалась.

Я стала угрожающе дёрганной, пугливой, самовоспламеняемой… невменяемой. Мне снова стало сильно резать глаза на свету. Я стала сверхчувствительной мембраной: звуки, свет, тактильные ощущения, и… эта боль внутри ― всё обострилось, вскрывая раны. Я снова стала резать себя, перестала спать, есть, забыла, как в зеркале выгляжу. Я стала терять свою грёбаную голову по щелчку. В такие моменты, создаётся чертовски верное впечатление, словно некое Злое Божество сидит за компом и играет в The Sims[22], играет мной, моей головой, а я лишь марионетка в паутине мнимой свободы. «Клик» ― и я устроила драку в столовке. «Клик» ― и я разбила витрину в магазине, опять таки ввязавшись в потасовку. «Клик» ― и я разбила монтировкой машину матери. «Клик» ― я стала яростно нападать на Гордеева, прекрасно зная, что с ним опасно связываться. «Клик», «Клик», «Клик»… Но меня было не остановить. Я слетела с катушек, с ума сошла, я устремила всю свою боль, ненависть, всё своё зло таящиеся во мне, на него. Я могу гордится собой, я единственный человек, который может безнаказанно рамсить с ним. Ну как безнаказанно… клин-клином. За всё в этой поганой жизни нужно платить. Эта цепь замкнутая. Она ― бесконечный двигатель, эта война казалось, никогда не закончится. Мой мозг взбунтовался ― то что заинтересовало его. Ни внешность, ни мой чёртов электорат, он в гробу видал меня как личность, словно моя индивидуальность для его взора заключается лишь в ядовитой ртути ― в той отраве, что течёт по моим венам немым кровотечением, безумным криком проливаясь. Это забавляло его, я уверена он видел в этом какой-то особый смысл, доступный только ему одному… Если бы мы жили в штатах 60-х годов, то я, клянусь, решила бы, что этот парень «Зодиак»[23]. Хотя не удивлюсь, если Гордеев его протеже…

Так, а почему я вообще продолжаю думать о нём? Плевать мне на него.

Впрочем, вся эта двухлетняя война между нами не выходила за вербальные рамки. Да и куда том, сразу же от Миши по зубам схлопочешь. Он может и добряк, может и весельчак, но за своих, как говориться, пасть порвёт и моргала выколет. Вот и за меня тоже пытался вступаться, даже с Гордеевым однажды подрался. Дурак. Неделю потом ходили взглядом друг друга убивали. Но я пересекла это заступничество. Патологически не перевариваю, когда кто-то, кто угодно, суёт свой нос в мои дела или уж тем более пытаются помочь! Это возможно тоже откуда-то из моей, так сказать, истории болезни. Когда мне в самом деле нужна была чёртова помощь, меня наказали, нахрен, за клевету! Вот и проси потом помощи!