Рок, туше́ и белая ворона - [15]

Только благодаря этому воспоминанию я смогла тогда выплыть из под волн от воспоминаний о мамаше и грёбанном рояле, что пошатнуло мой разорванный внутренний мир, прямо в кабинете психолога, прям перед ним. Как следствие, полная дезориентация, гипервентиляция лёгких, паника, психогенная боль… А ведь он тогда зацепил далеко не самую страшную ниточку в моей душе. Уверена, далеко не самую страшную. Его голос, твёрдым и авторитетный по сей день преследует меня, заставляя дышать и не поддаваться панике. Взывая к моему разуму, искать спасения в свете. Искать позитив…

Как бы я не старалась, но в моей маман отродясь нет ничего светлого. Но я искала. Упорно. Дышала и искала этот долбанный свет. Мысленно я бежала из гостиной, прочь, подальше от проклятого рояля, металась по ненавистному месту ― по дому, от которого меня корежит по сей день. Я нашла его в лице этой сияющей женщины. Никогда бы не подумала, что это сработает. Но это работало. Я смогла поймать ритм бушующих эмоциональных волн и выплыть наружу.

Это уже потом я узнала, что он не просто школьный психолог, а доктор медицинских наук, специализирующийся на клинической психологии. С чего ради он работает в общеобразовательной школе, пусть и частной, я не знаю, но ходить к нему после этого случая наотрез отказалась. Уперлась и всё. Правда, Гетман, который психолог, неспроста доктор наук. Нам обоими прекрасно известно, что у меня не сложный переходный возраст, и бушующие гормоны тут совершенно не при чём. Он видел моих демонов воочию и до самого выпускного он, как всевидящее Око Саурона, контролировал каждый мой шаг в школе. Я потому и старалась изо всех сил вести себя как мыша. Я ни при каких обстоятельствах не собиралась привлекать внимание к своим психологическим проблемам. Не могу сказать, что с моей стороны это было правильно, но я всё ещё не готова заглядывать своим демонам в глаза, а тогда тем более не была.

Но вопреки всему существовал такой человеческий фактор, как Гордеев, из-за которого я рисковала не только в кабинете психолога оказаться, но и постоянно оказывалась в кабинете директора. Не имею, кстати, ни малейшего представления, почему нас из школы не вышибли, за все наши разборки. Со мной всё ясно, маман в качестве благотворительности, по любому отстёгивала нехилые взносы. А вот, как Гордееву, сходили с рук, и поведение и прогулы ― неясно. А прогулов у него было столько, сколько у меня никогда не было, даже по самым смелым подсчётам.

Вышвырнув прочь все эти нахлынувшие воспоминания, я убрала альбом с аттестатом в сумку и достала ноутбук. Включив его, открыла документ в «Ворде». Открыв рукописный журнал, нашла место на котором остановилась. Читая и переводя по ходу прочтения, я заносила всё в ноутбук, параллельно ища то, что меня интересует в первую очередь. Только так мы и знакомы с Рэйвэн, через дневники. Здесь можно встретить очерки обо мне, об отце, о дедушке, обо всей её жизни со всеми её тонкостями. Я просидела там, как на иголках, но к трём часам журнал иссяк, был полностью мною переведён на русский и занесён в ноут. Этот журнал — последний, но интересующее меня я так и не нашла. Может, я что-то упустила из виду? Я вдруг наткнулась на чертовски странную пометку на полях последней страницы. Её перевод на-русский гласил: «Первый снег выпадет когда сокол прольёт кровь белой вороны, и паук заточит ворону в золотом сердце. Октябрь 2016.» Когда я поняла, что это дата, дикий мороз пробежался по моей коже. Речь идёт об октябре текущего года. Этот журнал датируется две тысячи четвёртым — год смерти Рэйвэн. А ведь уже сентябрь! Что за…

Я закрутила на браслете маленькую золотую подвеску. С детства, моя бабушка давала мне изымать из шкатулки подвески, на Новый Год, как бы в честь обновления цикла. Потом я нашла им применение, цепляя на браслет. Рэйвэн не стало, но в этой шкатулке я нашла очень много этих маленьких украшений. Раз в год, я не глядя запускаю руку в эту шкатулку и достаю что-нибудь. Зачем я это делаю? Однажды, к примеру, я вынула из шкатулки серебренную звёздочку. В тот год я познакомилась с Солой. Солярия — Звезда… Можно назвать это чем угодно, но у меня мурашки по коже от зашкаливающего мистического присутствия, когда я достаю очередную подвеску. Это как история всей моей жизни в маленьких частицах. Вся моя личность читается в этих знаках.

Вообще, моя бабушка, не так-то проста. Не потому что индеанка даже, просто она дочь шамана. То есть, надо иметь в виду, что она и сама была очень близка к этому. Отец отдал мне дневники и эту шкатулку, после того как я всё забыла, надеясь наверное, что я что-нибудь вспомню. И кое-что я действительно помнила. Я не знала никого вокруг, как я жила раньше, как меня зовут, не узнавала себя в зеркале, но знала четыре иностранных языка например, нотную грамоту и уровень моих знаний в девять лет вообще сильно опережал возраст. Перечитывая дневники Рэйвэн, написанные на-дене, я прекрасно понимала ни только слова, но и то, что описано там: ритуалы, шаманские обряды и прочие тайные знания, знала все тонкости магических рисунков на песке, в душе не разумея откуда, но знала и была уверенна, что могу применять эти знания. Это напугало меня. Мне сложно рассуждать о суевериях. Я всегда немножечко опасалась такой стороны вопроса. Страшно. Я живу одним днём, ступая, как канатоходец над пропастью. Моё будущее меня чертовски пугает и я не хочу его знать. Но всё равно каждый Новый Год, я достаю подвеску из шкатулки, словно это даёт мне гарантию, что я доживу до конца года.