Рок семьи Романовых. «Мы не хотим и не можем бежать…» - [28]

. (Из появившихся с тех пор свидетельств становится ясно, что Временное правительство почти наверняка поместило Николая и Александру под арест для того, чтобы утихомирить Петроградский Совет, который уже тогда мог самочинно взять судьбу императорской семьи в свои руки, если бы правительство не арестовало их само). Именно Корнилову выпало уверить Александру в том, что «как только позволит состояние здоровья детей, императорская семья будет отправлена в Мурманск, где их будет ожидать британский крейсер, чтобы увезти их в Англию», предположение, подтверждения которому правительство так и не получило⁴³. А до тех пор все входы в Александровский дворец, кроме одного, были крепко заперты, а сам дворец взят под усиленную охрану.

* * *

После того как 22 марта в 11:30 дня измученный Николай вернулся в Александровский дворец, он и его семья начали свою жизнь в неволе, не ведая о том, что два дня назад его кузен Георг отправил ему в Ставку телеграмму со словами поддержки. Она пришла туда уже после того, как Николай уехал. В то время как его правительство по-прежнему уклонялось от прямого ответа, король Георг решился отправить личное послание Николаю как царю и императору через генерал-майора Хэнбери-Уильямса. В послании говорилось:

«События последней недели причинили мне глубокую душевную боль. Мои мысли постоянно с тобой, и я навсегда останусь твоим верным и преданным другом, каковым, как тебе известно, я был и раньше»⁴⁴.

Наконец, через неделю после отречения Николая от престола из Англии пришло ни к чему не обязывающее послание с символическим выражением поддержки, а вовсе не предложение конкретной помощи, что было явным разочарованием, учитывая заверения Георга в его глубокой привязанности к Ники. Но это хотя бы говорило о том, что Николай не забыт. Телеграмма была переправлена из Ставки в Петроград сэру Джорджу Бьюкенену. Он получил ее 24 марта и, не имея возможности вручить ее лично царю, находившемуся под арестом в Царском Селе, отдал ее министру иностранных дел Милюкову, попросив передать адресату⁴⁵.

Эта относительно невинная телеграмма уже много лет служит источником множества недоразумений и откровенно превратных истолкований. Многие авторы воспоминаний о тех событиях, включая французского посла в Петрограде Мориса Палеолога, ошибочно полагали, что в ней содержалось предложение предоставить императору и его семье убежище, чего в ней заведомо не было. Король не имел возможности принять подобное решение – оно оставалось прерогативой правительства. Такая превратная интерпретация получила, однако, широкое распространение. Она была просто принята на веру как нечто само собой разумеющееся. Именно ей, по всей видимости, король Георг V и обязан тем, что его впоследствии назначили козлом отпущения за то, что семью Романовых так и не вывезли из России. Также нередко утверждалось, что сэр Джордж Бьюкенен сам решил не передавать телеграмму Николаю, но и это не соответствует действительности. Именно Временное правительство решило не передавать эту телеграмму адресату. Милюков проинформировал Бьюкенена, что они не передадут телеграмму царю, во-первых, потому, что она адресована «императору», а Николай больше не носит этого титула, а во-вторых, потому, что ее содержание, в каких бы невинных выражениях оно ни изъявлялось, может быть превратно истолковано «как еще один аргумент для содержания императорской семьи под стражей и может, вероятно, усугубить строгость этого содержания». Сэр Джордж выразил протест, но ему заявили, что «телеграмму невозможно доставить адресату», поскольку это может быть использовано как свидетельство существования «британского заговора прийти не выручку царю»⁴⁶.

Этот незначительный, чисто личный порыв короля Георга вызвал, однако, эффект домино. Когда 8 апреля британский кабинет министров узнал о посланной им телеграмме, от Георга потребовали показать ее, но король отказался. Она «носила чисто личный характер», – сказал министрам личный секретарь короля лорд Стэмфордхэм, и король «не склонен раскрывать ее текст». Собственно, Георг уже жалел, что его личное послание вообще было упомянуто в официальной телеграмме его министерства иностранных дел. Если его послание Николаю еще не было вручено адресату, то теперь король и не желал, чтобы Бьюкенен его вручал⁴⁷.

Король Георг был явно раздражен. Шумиха, поднявшаяся из-за его телеграммы, отразилась в записи телефонного разговора между Хэнбери-Уильямсом и сотрудником британского Министерства иностранных дел Генри Верни. Остававшаяся до сих пор незамеченной, эта сделанная от руки запись хранится в досье Национальных архивов под номером FO 800/205 и грифом «Россия и Сибирь». В ней отмечается, что Бьюкенену не стоило выносить на «официальный уровень» это число личное дело в своих телеграммах в британское министерство иностранных дел, а также говорится: «То, что все правительство, похоже, было немало заинтриговано этой естественной и невинной телеграммой, весьма раздосадовало Е[го] В[еличество]»⁴⁸. Все это могло бы показаться бурей в стакане воды, но официальная реакция правительства на телеграмму короля явно привела к тому, что он более не желал принимать участие в том, что касалось Романовых.