Рогоносец - [6]

Ему было двадцать четыре, ей двадцать два года. Это было в шестидесятом году. Говорят, что шестидесятые годы вообще были лучшими годами в истории исчезнувшей большой страны. Появилось целое поколение новых писателей, художников, актеров, режиссеров, композиторов. Даже появился термин – «шестидесятники». Подобного поколения больше не будет в истории. Наверное, их отцы «двадцатитысячники» были такими же – неисправимыми романтиками и героями. Но почти все они погибли в сороковые годы. Страшная статистика утверждает, что только трое из ста человек, родившихся в двадцать третьем или двадцать четвертом годах, дожили до сорок шестого. Это было поколение мальчиков, которые в восемнадцать лет уходили на фронт, чтобы своими телами преградить путь врагу и вырвать победу в самой страшной войне в истории человечества.

Через два года, в шестьдесят втором, у Давлетгаровых родилась старшая дочь Дания. Еще через два года вторая дочь – Валида. Очевидно, молодые супруги решили на этом остановиться. В те годы было принято иметь не больше двоих детей. Но через шесть лет молодая женщина почувствовала, что ждет очередного ребенка. Увлеклись… а может, отец действительно хотел мальчика, как обычно все отцы в любой татарской, да и не только татарской семье. В феврале семьдесят первого года на свет появился еще ребенок, когда его старшей сестре Дании было уже десять, а другой сестре, Валиде – восемь. Мальчика назвали Нафисом, что по-татарски означает красивый. Говорили, что он действительно был симпатичным мальчиком в детстве. И конечно, сразу попал в руки своей украинской бабушки, которая переехала в Казань еще задолго до его рождения, в руки своей мамы и двух старших сестер. Таким образом, мальчик рос в окружении любящих женщин, что сказалось и на его воспитании, и на его дальнейшей судьбе.

С самого рождения мальчика баловали и любили. Сестры играли с ним, как с большой живой куклой, которую им подарили родители. Отец все время на работе, ездил по районам республики. Мать тоже работала. И он был отдан под присмотр бабушки и двух сестер. Им нравилось играть с ним. Мальчика учили говорить, ходить, двигаться. Нафис был красивым и смышленым ребенком, а под таким надзором старших сестер – еще и любознательным и умным мальчиком. В детском саду выделялся среди своих сверстников, причем среди его друзей в основном были девочки, с которыми он почти всегда легче находил общий язык – сказывалось его домашнее воспитание. Уже с четырех лет сестры наряжали его в свои девичьи платья и заставляли петь с ними, играть в куклы и даже пытались заплетать ему косички.

Солдатиков у него в детстве почти не было. Родители даже не замечали, что игрушки в доме были в основном предназначены для девочек. Они считали нормальным, когда младший ребенок играл игрушками старших, забывая о том, что старшие были девочками, а младший родился мальчиком.

Ему было только пять лет, когда однажды Нафис случайно вошел в ванную и увидел купающуюся Валиду. Ей было уже тринадцать лет, и она завизжала так громко, что мальчик даже испугался. Появившаяся мать дала ему подзатыльник и выгнала из ванной. Нафис целый день думал о том, почему Валида совсем не похожа на него. А потом долго рассматривал себя в зеркале, не понимая, куда Валида могла спрятать этот отросток, который имелся у него. Подобный вопрос мучил мальчика несколько дней. Он даже хотел подсмотреть, когда купалась другая сестра, но побоялся войти в ванную. Дания была уже взрослой, и его могли серьезно наказать за подобное вторжение в ванную, хотя двери в нее в доме никогда не закрывались. В ванной работала старая газовая колонка, и отец запрещал закрывать двери всем купающимся в ней домочадцам, опасаясь возможного угарного газа. Но Нафису важно было понять, чем именно девочки отличаются от него. Он продумал над этим вопросом несколько дней, не решаясь ни с кем посоветоваться, пока не предложил соседской девочке Аслии, с которой ходил в одну группу в детском саду, поиграть в докторов и больницу. Девочка сразу согласилась. Легла на кровать и стянула с себя трусики, чтобы он сделал ей укол маминой щеткой. Нафис долго смотрел на ее розовую попку, которая была такой же, как у него, и была немного похожа на кукольные попки. И вместо того, чтобы сделать укол, он неожиданно попросил ее перевернуться на спину. Аслия засмеялась и сказала, что в живот уколы не делают. Но послушно повернулась на спину. И он увидел… Нет, он ничего не увидел. Опять вместо отростка, который был у него, здесь было пустое место. Ему стало страшно. И вместо того, чтобы сделать укол, он убежал в другую комнату, где забился в угол и неожиданно заплакал. Аслия надела трусики, побежала за ним и долго утешала, не понимая, почему он плачет.

А через два месяца в доме Давлетгаровых собрались люди. Все приходили с подарками, целовали мальчика и, улыбаясь, что-то желали его родителям. Мать смущенно улыбалась, отец как-то непонятно хмурился, что-то бормотал. Нафис запомнил этот день на всю жизнь. Он слышал, что отец дважды недовольно произнес в разговорах с соседями, что все это пережитки прошлого и непонятно, почему нужно мучить ребенка. Мальчик не совсем понимал, о чем он говорит, пока в комнату не вошел какой-то мужчина со сросшимися бровями и в темном пиджаке. Позже Нафис узнает, что это был лезгин, который работал в совхозе и считался лучшим специалистом по обрезаниям мальчиков. Во времена советской власти обрезание считалось почти пережитком прошлого, и партийные евреи с мусульманами делали обрезание тайком, ведь подобный ритуал считался почти религиозным. Это уже потом, в девяностые годы, все стали понимать необходимость подобной операции, а в Америке обрезание начали делать поголовно всем родившимся мальчикам, независимо от вероисповедания. Врачи легко определили – обрезание спасает мальчиков не только от фимоза, но и любых онкологических заболеваний половых органов…