– Нет, не станут, – подтвердила Джордан.
Он нахмурился:
– Если покупатели не станут брать продукты, кассам нечего будет пробивать.
– Верно, – признала она, ожидая продолжения.
– А если кассам нечего будет пробивать… – глаза его расширились от ужаса, и, без единого слова объяснения, он смахнул все авокадо и свеклу со стола в ящик. – Ты проиграл, Уолкер. Время приниматься за работу. Пойдем, нужно заняться баклажанами.
Джордан позволила себе с едва заметным удовлетворением улыбнуться. Чрезмерным трудолюбием ее дядя похвалиться не мог, поэтому она не чувствовала угрызений совести, когда играла на единственной струне, побуждающей его к работе, – обыкновенной человеческой жадности. Такой милый изъян в человеке, во всем остальном добром и душевном. Да ладно. В любви, войне и рекламе турнепса все средства хороши и честны, а она была убеждена, что бизнес – постоянная, непрекращающаяся если уж не война, то борьба.
– Эй, вы забыли забрать авокадо и свеклу, – сердито крикнула она, увидев, как оба игрока засеменили к двери без ящика с овощами.
Семья. Невозможно работать с ними. И невозможно работать без них. Она покачала головой, усмехнулась и сама занесла ящик с «шашками» в торговый зал, оставив Клетеса и Уолкера заниматься устройством витрин. Раскладывать продукты на прилавках как можно привлекательнее входило в их обязанности. Ее дядя, казалось, обладал особым даром сочетать цвета, пропорции и объемы, и этот дар помогал им продавать гораздо больше.
Джордан направилась на кухню для продавцов, достала из холодильника йогурт и села за стол. Вытащив из кармана счета и пристроив сбоку калькулятор, она начала высчитывать стоимость продуктов и подчеркивать названия тех, на которые нужно было изменить цену.
Процедура эта входила в тот заведенный порядок, которому она следовала с истовым постоянством, впрочем, здесь у всех работников были строго свои, четко распределенные обязанности. Двое рабочих разгружали грузовик и переносили тару с продуктами либо прямо в зал, либо в огромную холодильную комнату позади магазина. Клетес и Уолкер занимались витринами и прилавками, а она делала всю бумажную работу и меняла при необходимости ценники. Ровно в девять кассиры занимали свои места, и магазин открывался. Она улыбнулась. Во всяком случае, так должно быть. В действительности очень часто все было не так.
Подсчет не занял у нее много времени. Она выскребла ложкой остатки йогурта, а затем быстро составила список продуктов, на которые необходимо изменить цены. Покончив с этим, сняла с крючка фартук с высоким нагрудником и надела поверх майки и джинсов. Пора заняться ценниками. Затейливые карточки с ценами украшали ассортиментную доску в витрине магазина, и она каждый день добавляла новые, заменяла старые, возвещая об изменении в ценах. Через двадцать минут девять новых карточек были разрисованы цветными фломастерами и выставлены на своем месте.
Она вернулась в зал и обнаружила, как и ожидалось, всеобщую неразбериху, воцарившуюся сразу же, как только она отлучилась. Оба рабочих посреди ящиков с бананами спорили о том, куда их убрать. Кассирша занималась маникюром. Джордан посмотрела на дядю Клетеса и покачала головой. Прижимая к груди блестящий баклажан, дядя не сводил возмущенных глаз с Уолкера. Уолкер, упрямо набычившись, демонстративно отворачивался от него.
Прекрасно. Все как и должно быть. А это значит, что пора направить дела в нужное русло, и начать нужно с бананов.
– Лерой, Энди, бананы выкладывайте впереди, на самом виду. Положите как можно больше. Нужно избавиться от них до того, как они начнут портиться, иначе мы будем питаться банановым хлебом до Рождества. – Она поймала взгляд Мишель. – Очень жаль прерывать ваш маникюр, но не могли бы вы выбросить пустые коробки и проверить холодильник?
Довольная мгновенной реакцией на свои распоряжения, она занялась наконец дядей Клетесом и его несговорчивым партнером. Решительным шагом направилась она к ним через весь зал.
– Ты должен убрать отсюда редиску, – услышала она наставления Клетеса Уолкеру. – Ты знаешь, что она политически несовместима с моими баклажанами.
– Нет, – упрямо отрезал Уолкер.
Клетес весь напрягся и повысил голос:
– Редиска должна быть с зеленым луком, сельдереем и остальными демократами. Баклажаны – республиканцы до кончиков ногтей, с редиской им не место.
– Нет у них кончиков ногтей.
– Не спорь!
Джордан, подбоченившись, встала между ними.
– Дядя Клетес, Уолкер! Мне казалось, что мы пришли к соглашению по данному вопросу. – (Сконфузившись, оба старика потупили глаза.) – В магазине – никакой политики! Помните?
– Да я и не подумал бы спорить об этом, – лицемерно заявил дядя Клетес, бросив украдкой испепеляющий взгляд на Уолкера. – Но что прикажешь делать? Факт остается фактом, справедливость справедливостью, а баклажаны – республиканцами.
– Дядя Клетес…
Он ласково улыбнулся, обнял ее за плечи и притянул к себе.
– Послушай, лапочка, последние несколько лет ты прекрасно работала. В самом деле прекрасно. И все же тебе нужно еще кое-что понять, прежде чем магазин перейдет в твои руки, а я уйду на покой и буду наслаждаться жизнью на куриной ферме в Нью-Мексико.