Родовое влечение - [36]

– О, мне не надо много места, – решительно заявила она и подтащила стул к столу.

Гости с явной неохотой подвинулись.

– Ну, – промямлила сбитая с толку хозяйка, – тогда останьтесь на бокал вина.

Мэдди казалось, что даже шампанское пенится возмущенно. Она выпила его залпом и стала ждать, когда ей наполнят бокал.

Однако Соня имела в виду именно «бокал» – один. Видя, что никто не намерен подливать ей шампанского, Мэдди схватила бутылку и налила сама. Очевидно, благотворительность начинается не в загородных дворцах. Лишь когда Мэдди начала ощипывать подставку для бокала, ей предложили жаркого, которое уже успело покрыться пленкой застывшего жира.

На лондонскую социальную лестницу взбираться труднее, чем на Анды. Хитрость заключается в том, что нужно успеть осадить кого-нибудь, прежде чем осадят тебя. А английские приемы – это соревнования по осаживанию. Хорошие игроки могут выдать в среднем десять-пятнадцать пренебрежительных взглядов за разговор.

Игнорируя своих соседей, Мэдди через Хамфри потянулась за мятным соусом.

– Боже, – надменно ухмыльнулся Хамфри, обдав ее своим дыханием, в котором остро ощущался запах карболки, – вы опустились до культурного стереотипа, не так ли?

Мэдди обмакнула вилку с наколотым на нее куском мяса в соус.

– Нет. Вот если бы я занялась скотоложством с барашком, прежде чем съесть его, тогда бы это означало опускаться до культурного стереотипа.

– Она австралийка, – пояснил Хамфри столу.

– Что? – с наигранным испугом воскликнула Мэдди. – Мой хвостик показался из-под юбки? – У нее возникло непреодолимое желание узнать, получится ли полноценный «фризби»[38] из ее бесценной антикварной тарелки.

– На днях я размышлял над акронимом для Австралии. Абсурдная, Вандальская Страна, Третирующая Родовую Аристократию Лютее Исторических Язычников.

– Не цепляйся к ее национальности. – Алекс умело изобразил приветливость. Черные бархатные лацканы поблескивали на фоне матовой ткани смокинга. – Как-никак, жемчужина начинает свою жизнь устричной слизью. – Он взглянул на Мэдди.

– На днях я съел несвежую устрицу, – многозначительно произнес Хамфри. – До сих пор мучают газы.

– А я вот что скажу: их финансовые жемчужины оказались фальшивыми. Посмотрите на Бонда, – заявил Брайс. – Отныне мир – не его устрица.

– Знаете, как вы называете австралийца в судебном процессе? – осведомился Хамфри, имитируя протяжный австралийский акцент. – Подсудимым.

Для англичан, поняла Мэдди, австралийцы – это тихоокеанские ирландцы.

– Во чо я скажу. Терпеть ненавижу ездить туда, – заговорил на языке Ист-Энда хозяин дома. – Жрачка какая-то дурная. Фрикасе из муравьеда, суп из хвостов кенгуру, нарезанная ломтиками задница какого-то урода, не помню, как его…

– Вот как? Я встречалась с задницами, – Мэдди ответила на взгляд Алекса таким же убийственным взглядом, – но никогда их не ела.

Возлюбленный научил ее, какой вилкой есть рыбу, а вот как пользоваться другими столовыми приборами – не научил. За пятнадцать минут, что Мэдди находилась за столом, ей пришлось управляться с целым арсеналом ножей, воткнутых ей в спину. Дабы она чувствовала себя еще более неловко, Соня то и дело подсовывала под ее бокал картонки, изображавшие обезглавленных монархов. Мэдди нужна была подставка в натуральную величину, чтобы она не запятнала их драгоценное общество. Тем, что она ела суп гофрированной десертной ложкой, а салат положила на хлебную тарелку, она навечно заклеймила себя бесталанной выскочкой.

Увидев все это, Хамфри схватил миску и чопорно, с видом «вот-как-это-делается» положил салат на тарелку для горячего, затем повернулся к Мэдди и насмешливо вздернул бровь. В национальном английском характере присутствует дихотомия, сущности которой Мэдди понять не могла. Ее бы никто не тронул, если бы она прошлась по Оксфорд-стрит голяком, только с уогглом[39] на шее и блестящим кольцом в ноздре, но малейшее нарушение протокола, например, сказать «туалет» вместо «уборная», считается тягчайшим преступлением.

– Во всяком случае, мы не немы и не скучны до зубовного скрежета, – отпарировала Мэдди.

Лица обедающих захлопнулись, как ставни. Только Салман Рушди встрепенулся и громко расхохотался. Он был так же чужд этой стае пираний, как и Мэдди.

Русская-напрокат перегнулась через Алекса и обратилась к Особо Важному Гостю – Салману Рушди:

– Итак, где вы сейчас живете?

Мэдди оглядела стол. Она ожидала услышать антироссийские шуточки, язвительные предложения вылизать тарелку или есть ногами. Высокие скулы «товарища» не тронул даже намек на румянец. Остальные же реагировали на этот faux pas[40] века лишь вежливыми улыбками. Жизнь, подумала Мэдди, несправедлива. И от этого все чаще вспоминается Галлиполийский полуостров.[41]

– Я должна была отпустить слуг на ночь, – вдруг театрально засуетилась Соня, – в целях безопасности. Поэтому я надеюсь, что еда сносная. Вино натуральное, яйца от кур, которые обитают в естественных условиях. Фрукты выращены на экологически безвредных пестицидах, мясо без гормональных добавок.

– В отличие от твоего муженька, – еле слышно пробормотала Мэдди.

Имоджин, державшая одной рукой ребенка, никак не могла расстегнуть пуговицы на блузке. Общепризнанная Поп-Звезда галантно рванулась ей на помощь.