Родовое влечение - [22]

– Я просто ненавижу, когда твои друзья строят из себя Мать Терезу. То тебе пожертвования в «Оксфам»,[25] то дар Вацлаву Гавелу – и все думают, что они монополизировали рынок Человеческих Трагедий.

– Они хоть что-то пытаются сделать. Что до Джиллиан Касселлс, для нее трагедия – это, ну, не знаю, помада на зубах.

Мэдди отправила в измельчитель отходов крохотные печенки, сердечки и прочие жизненно важные органы, оставшиеся от перепелок.

– Эта тварь, Хамфри, претендует на звание прогрессивного социалиста. Да его беспокоит только то, как за столом распределяется вино, и женщины. – Мэдди щелкнула включателем, и возражения Алекса потонули в скрежете измельчителя, перемалывавшего кости. – На, – предложила она, протягивая мизинец, измазанный в чем-то сером, – попробуй.

– Но оно же не готово!

– А мне-то казалось, что тебе нравится сырое.

Алекс хотел что-то сказать, но запутался в косах чеснока и лука-шалота, свисавших с полки для сковородок.

– Я уже не говорю об этой старухе Гарриет, – продолжила Мэдди. – Вон она стонет по поводу безработных. Да что, проклятье, она знает о них? У нее же есть на что жить.

– Именно о работе она и рассказывает, – объяснил Алекс, выпутываясь из овощной удавки.

– Единственное, что может ее разжечь, – это бурный восторг. И главным образом в твой адрес.

– Я знаю, что пообещал взять тебя в следующую экспедицию, но мы имеем дело с каннибалами. Ты слышала о вегетарианцах, так вот та публика – гуманитарианцы. Они едят людей.

– Попробуй. – Мэдди все еще протягивала к нему мизинец, на котором поблескивали серые капельки чего-то. – Соли достаточно?

– Не могу, – скривился Алекс. – Это похоже на блевотину ротвейлера.

Мэдди почувствовала, как по спине потек пот. Она мрачно взглянула на Алекса.

– Послушай, дружище, ведь не мне пришла в голову идея полдня бланшировать корку от грейпфрута. Ведь это ты считаешься Обновленным Человеком. Предполагается, что именно ты должен уметь готовить нежные яства из mange-tout.[26]

– Манж чего?

– О Боже! – Крышки кастрюль сердито постукивали. Из духовки вырывались крохотные торнадо пара. Итак, сообразила Мэдди, у них состоялась первая ссора. – Почему у мужчины, как только в его доме поселяется женщина, тут же атрофируются руки, едва он приближается к кухне?

В дверях показалась остриженная голова Гарриет. Зубастая ухмылка на ее лице растянулась от уха до уха.

– Все в порядке?

– Все замечательно, – хором ответили любовники, лучезарно улыбаясь.

– Есть что-нибудь выпить? – Гарриет помахала пустым фужером. Обычно Гарриет хлебала алкогольные напитки так, будто у нее в кармане была запасная печень.

– Сейчас приду, Г. – Когда она удалилась, Алекс закрыл ладонями нос и рот, изображая кислородную маску. Сделав несколько глубоких вдохов, он примирительно улыбнулся Мэдди. – Ты права, дорогая. Прости меня. Теперь ты видишь, как мы отравлены «классом»? – Он присел на корточки и принялся перебирать бутылки на стеллаже. – Подумай об этом. Я хочу сказать, что даже наша почта путешествует первым и вторым классом.

– Я заметила. Письмам, летящим первым классом, во время рейса показывают кино и выдают коктейль с бумажным зонтиком?

– Это не смешно, любимая. Мы живем в больном обществе. – Поставив бутылку на прилавок, Алекс обнял Мэдди за талию. – Тебе значительно полегчает, когда ты вернешься в Австралию. – Он чмокнул ее в лоб. – Кстати, когда ты собираешься ехать? – небрежно осведомился он.

Мэдди отпихнула Алекса, хотя все ее тело так и искрилось от его прикосновения.

– Моя виза действительна еще четыре месяца, ты, тупица, – Мэдди играючи стукнула его. – Кроме того, старый пропойца, я скоро подыщу себе жилье. – Она потрепала его по волосам и добавила, имитируя его акцент: – И ты превратишь меня в честную девочку.

Алекс взялся за горлышко бутылки с таким видом, будто собирался придушить ее.

– Конечно, конечно, – пробормотал он, вытащив пробку и поспешно направляясь к двери. – Но сначала нужно кое-что обсудить, знаешь ли, решить кое-какие проблемы.

Мэдди как обухом по голове огрели. Она вывалила перепелок на сковороду, и ей показалось, что они забили крылышками, попав в раскаленное арахисовое масло. Теперь-то она понимала, что они чувствуют.

* * *

Нарушив тщательно продуманное – дама – джентльмен – размещение за столом, гости – Хамфри, Величайший-из-существующих-писателей, Соня, Исключительная экофашистка, ее Общепризнанная Поп-Звезда, Брайс и Имоджин, Авторский малыш, приникший к фотогеничному соску, высланный из какой-то африканской страны Лидер оппозиции (Алекс настоял, чтобы на обеде обязательно присутствовал негр), – Гарриет, Джиллиан и сам Рыцарь в твидовых доспехах расположились где кому удобно и говорили все одновременно. Друзья Алекса вели не беседы, а прерываемые монологи. Участвовать в таком мероприятии – все равно что пробираться сквозь разговорный пудинг из тапиоки. «Обеденное хныканье» – так Мэдди окрестила это подобие беседы. Они стонали по поводу консервативного правительства, отсутствия хороших мастеров по «саабам» к югу от Темзы, о том, как трудно нанять няню, которая согласилась бы жить в доме, и о том, что учеба в частной школе отнюдь не делает сноба из любимого отпрыска.