Родня. Жизнь, любовь, искусство и смерть неандертальцев - [67]
Специализация — один из аспектов поведения, который долгое время использовался для изображения неандертальцев как существ менее продуктивных или в меньшей степени способных удовлетворять базовые жизненные потребности, чем ранние Homo sapiens. Однако за последние два десятилетия и эта точка зрения была опровергнута. Например, некоторые ранние южноафриканские популяции Homo sapiens настолько активно занимались сбором морских моллюсков, что вырастали огромные кучи отходов, и уменьшающиеся с течением времени размеры раковин указывают на слишком продолжительное пользование территорией и чрезмерную добычу. Неандертальцы, напротив, как будто потребляли морепродукты более обдуманно. Даже такие памятники, как Бахондильо, Эль Куко и Фигейра-Брава в Португалии, где дары моря играли важную роль, были лишь узлами огромной сети из разных способов взаимодействия с окружающим миром.
Эта генералистская>{11} адаптация позволила заявить, что неандертальцы были неэффективны, так как просто не использовали доступные ресурсы полностью. Однако современные исследования показывают, что в ряде случаев они могли и превысить меру в отношении животных, которых так же легко было поймать, как и моллюсков. От слоя к слою пещеры Оливейра черепахи заметно уменьшаются в размерах, что, по всей вероятности, указывает на чрезмерно частую охоту[131], возможно, даже ставшую причиной их вымирания в Иберии. Столь интенсивное использование ресурса ранними Homo sapiens было бы воспринято как свидетельство бурного роста населения, поэтому, возможно, то же самое верно и в отношении неандертальцев в то время и в том месте: больше младенцев означало больше ртов, нуждающихся в пище.
Лучше разобравшись в ранних Homo sapiens, мы также видим, что ключевые теории о нашем «успехе» не совсем соответствуют действительности. В 2019 г. изотопный анализ показал, что неандертальские и верхнепалеолитические сообщества из нескольких памятников на территории Бельгии были практически идентичны друг другу в своей сильной зависимости от мяса, вероятно, мамонта и северного оленя. Даже учитывая различия в технологиях, не похоже, чтобы неандертальские охотники были менее эффективны.
За два десятилетия после того, как копья Шёнингена разрушили теории о падальщиках, наши представления об охоте неандертальцев претерпели изменения. Даже если не брать во внимание такие исключительные редкости, в буквальном смысле масса доказательств — миллионы костей животных из многих сотен мест раскопок — наглядно демонстрирует мастерство охотников даже на самых крупных зверей. По мере того как аналитические методы исследования развились до поражающих воображение масштабов, больше никому не приходит в голову спорить с тем, что тысячелетия назад мелкие животные и даже растения составляли неотъемлемую часть рациона.
Все это учитывалось в более общих теориях об организмах неандертальцев, их мыслительных способностях и социальной жизни. Наблюдение на микро- и макроуровне за тем, как орудия резали шкуру и плоть, за строгим отбором частей для еды и транспортировки, позволяет почти физически ощутить их уверенность в себе при разделке туш животных. Такое чувство, что они могли заниматься этим с завязанными глазами.
Тем не менее рацион неандертальцев иногда все еще рассматривается как недостаточно продвинутый по сравнению с рационом Homo sapiens. При попытках объяснить причины их исчезновения то и дело высказываются мелочные придирки, что они якобы делали что-то в корне «неправильное», хотя объективные археологические данные указывают на то, что заявления о нашем превосходстве отчасти надуманны. Пусть не на всех памятниках или не в масштабе всего вида, но неандертальцы оказались гораздо ближе, чем считалось ранее, к «полноценному» рациону, который якобы обеспечил успех ранним Homo sapiens. Вместо того чтобы искать недостатки в диете неандертальцев, нужно задаться вопросом, почему ранние Homo sapiens пришли к более рискованной специализации. Возможно, им ничего не оставалось, кроме как питаться моллюсками и мясом мелких животных, если неандертальцы победили их в борьбе за пищу лучшего качества — крупных млекопитающих.
То, что не входило в рацион неандертальцев, может указывать и на другое. Растения или животных, которых с удовольствием поедают в одних сообществах охотников-собирателей, в других могут игнорировать или даже отвергать. Как и запах, вкус отпечатан на подкорке головного мозга гоминин, тесно связан с памятью и самовосприятием. Запах какой-то пищи вполне мог вызывать у неандертальцев воспоминания об определенном времени года или месте. Возможно, те, кто живет в Уэльсе, удивились бы (или даже брезгливо поморщились), узнав о том, что с удовольствием едят представители их вида из Палестины.
