Родня. Жизнь, любовь, искусство и смерть неандертальцев - [60]

Дальше на север на атлантическом побережье морепродуктов на памятниках пока не найдено. С падением уровня моря ущелье Ля Котт-де-Сен-Брелад в Джерси оказалось на достаточно близком расстоянии до берега, но лишь на короткое время, и здешние неандертальцы, судя по всему, сосредоточились на крупной дичи. Тем временем в Ле-Розель, памятнике середины поздней стадии МИС 5, расположенном среди дюн на северном побережье Франции, присутствуют губаны, мидии и спондилус (колючая устрица), хотя неандертальцы вряд ли их ели. Также в Ле-Розель изредка встречаются останки моржей, напоминающие о том, что в проливе Ла-Манш неандертальцы могли встречать и более крупных морских существ, хотя на этих останках и нет следов разделки.

Все же иногда они употребляли в пищу крупных океанских обитателей. На нескольких иберийских стоянках найдены кости дельфинов, тюленей и больших рыб с насечками. Вероятно, мертвых животных выбросило на берег либо неандертальцы сумели загарпунить каких-то отдельных особей на мелководье. Мы можем лишь задаваться вопросом, что неандертальцы делали с такими существами, тела которых одновременно и отличались от столь знакомой им сухопутной дичи, и напоминали ее.

Наверное, самая недооцененная группа, которая могла внести вклад в диету неандертальцев, — это насекомые. За пределами западного мира они считаются достаточно сытной пищей и употребляются в пищу коренным населением или продаются в качестве уличной еды. В Евразии не так много крупных, жирных гусениц и личинок, но, как и мы, летние дни неандертальцы проводили под жужжание пчел. Хорошо известно, что охотники-собиратели — как, впрочем, и шимпанзе — рискнут быть ужаленными, лишь бы достать замечательный калорийный приз в виде меда. И если неандертальцы сумели бы его попробовать, то с их умением различать на вкус сладкое он им, скорее всего, понравился бы. Как мы упоминали в предыдущей главе, клей для рукояток, изготовленный из смеси пчелиного воска и сосновой смолы, недвусмысленно намекает, что неандертальцы, жившие на территории Италии, были прекрасно осведомлены и о других ресурсах пчелиных ульев.

Если же говорить о самих насекомых, которых можно употребить в пищу, то не стоит исключать тех, кто всегда под рукой: паразитов. Клещей и вшей могли поедать при уходе за волосами; кроме того, они обитали и на собственных телах неандертальцев, и на добываемой ими дичи. Многие крупные млекопитающие, на которых охотились неандертальцы, страдали от подкожных оводов. Их прожорливые личинки вылупляются из яиц, отложенных под шкуру конечностей животного, и вырастают в длину до 2 см и даже больше. Они мигрируют сквозь мышцы под кожей, доходя даже до трахеи. Во всех проделанных ими ходах в мышцах образуется заметное желеобразное вещество, а под кожей — желваки, после которых остаются свищи; но, в свою очередь, и сами голодные личинки годятся в пищу. Многие коренные народы Северной Америки, охотящиеся на оленей, в том числе индейцы догриб, чипевайан и инуиты, считали их деликатесами, сравнимыми с ягодами, а поскольку найдены крошечные резные изображения оводов, относящиеся к верхнему палеолиту, значит, они определенно были известны уже в эпоху плейстоцена. Если неандертальцы дошли до того, чтобы есть даже морские блюдечки, то нет причин, помешавших бы им лакомиться настолько отборной закуской, как оводы.

Клыкастые

Неандертальцы употребляли в пищу все части больших и малых живых организмов, и все более очевидной становится мысль, что их всеобъемлющий вкус распространялся и на хищников. Хотя кому-то такой выбор покажется неожиданным, кухня все же понятие относительное. Не так давно в большинстве западных культур потроха повсеместно употребляли в пищу, а сегодня они в значительной степени отошли на задний план и низведены до уровня непонятных начинок и кормов для домашних животных[114]. И мнение, что мясо плотоядных животных неприятно на вкус, не универсально: в одних культурах едят собак и кошек, а в других считается лакомством медвежатина — мясо зверя формально всеядного, но при этом умелого хищника. Многие из сотен общин коренных народов Северной Америки традиционно употребляли в пищу таких хищников, как пума, волк, а также черных, бурых и белых медведей. Кое-где они были резервным источником пищи в трудные времена, в других же местах — частью обычного рациона. В зависимости от сезона у некоторых культур медведи могли являться основными поставщиками мяса и жира.

На множестве неандертальских стоянок встречаются редкие кости со следами от орудий, принадлежащие таким хищникам, как волк, лиса и красный волк (сейчас этот вид обычно называют азиатской дикой собакой). Остатки более крупных и опасных хищников — льва в Гран-Долине (350 000–250 000 лет), гиены в Мальтравьезо (около 120 000 лет) или леопарда в пещере Торрехонес (менее 100 000 лет) — все это находится в Испании, — вероятно, связаны с какими-то случайными встречами с животными, в результате которых удавалось добыть мясо и шкуры. Только с медведями, похоже, дело обстояло иначе. Неандертальцы охотились на них чаще, чем на других хищников, и сталкивались с тремя их видами: всем знакомым евразийским бурым медведем и медведем Денингера, который примерно 130 000 лет назад, вероятно, эволюционировал в пещерного медведя. Даже бурые медведи тогда, как правило, были крупнее современных, но пещерные имели гигантские размеры при весе около 600 кг. Стоя на задних лапах, они возвышались над неандертальцами. Как следует из названия, эти медведи предпочитали занимать пещеры, а не рыть берлоги