Родня. Жизнь, любовь, искусство и смерть неандертальцев - [112]

Если дети пользовались артефактами, изготовленными специально для них, то это признак, явно свидетельствующий о наличии некоего статуса «ребенка»; но означает ли это, что у неандертальцев были игрушки? Люди, как и многие животные, почти всему учатся через игру. Это касается и предметов: дети с удовольствием играют практически с чем угодно. Возможно, что некоторые эстетически привлекательные вещи — ярко окрашенные или с блестящими поверхностями — нравились малышам, однако доводом против их развлекательного предназначения является время, затрачиваемое на изготовление, а также использование относительно редких материалов и веществ.

Конечно, многие игрушки часто представляют собой упрощенные или миниатюрные версии утилитарных предметов. Между тем к артефактам нестандартных размеров можно отнести часть шёнингенских копий, которые были заметно короче остальных. Это явно не «игрушечное» оружие, но, скорее всего, оно изготовлено специально под маленькую руку — либо маленькими руками. Нападение из засады на берегу озера, вероятно, представляло относительно безопасный метод обучения: мечущиеся лошади находились в достаточно невыгодном положении — и молодежь могла тренироваться в метании копий с широко раскрытыми глазами под глухие удары сердца.

После охоты начиналась разделка туш — еще один жизненно важный навык. Большую часть миниатюрных каменных орудий нельзя отнести к игрушкам, поскольку зачастую их малый размер — это следствие многократной заточки. Настоящие микрообъекты, к примеру крошечные леваллуазские острия или микропластинки, производились постоянно, однако сложность технологии вряд ли позволяет предположить, что этим занимались дети. Но это не значит, что маленькие вещи не использовались для тренировки маленьких пальчиков. Точно так же крохотные, тщательно выполненные насечки на останках птичек в Кова-Негра могут указывать и на игру, и на отработку навыков выживания, которая, по сути, и является целью всех детских игр.

Заботьтесь о нас

Детство было прелюдией к жизни, полной опасностей и волнений. Травмы и болезни, иногда довольно тяжелые, весьма распространены в группах охотников-собирателей, и неандертальцы мало чем от них отличались. Впрочем, судя по многочисленным примерам, многие после недуга выздоравливали. Доказать, происходило ли это благодаря проявлению заботы со стороны сородичей или нет, затруднительно. Ребенку из грота Башня Дьявола в Гибралтаре на момент перелома челюсти было всего два или три года, и, скорее всего, во время приемов пищи ему требовалась помощь взрослых. Но если забота о малыше вполне предсказуема, то в случаях с более зрелыми особями уверенности меньше. У подростка Ле Мустье 1 на исходе детства также случился перелом челюсти, наверняка повлиявший на способность принимать пищу, однако невозможно сказать, самостоятельно ли он справлялся с тяготами, или о нем заботились.

С другой стороны, среди неандертальцев точно были и беззубые старики, как в Ла-Шапель-о-Сен. Но такое наблюдается и среди шимпанзе — они изо всех сил держатся за жизнь, несмотря на отсутствие посторонней помощи и особой, не требующей пережевывания еды. Это напоминание о том, что субъект определяет необходимость проявления заботы в зависимости от собственной культуры и опыта. Животные ведут себя весьма по-разному. Шимпанзе, и особенно бонобо, действительно утешают собратьев, испытывающих тревогу или боль, но не оказывают помощь на регулярной основе и не обеспечивают их пищей. В отличие от них, такие высокосоциальные животные, как слоны и киты, сообща заботятся о раненых сородичах, иногда оказывая им физическую поддержку. Поразительно, что львы, волки и даже мангусты время от времени приносят пищу взрослым особям, неспособным питаться самостоятельно. Здесь стоит отметить, что данные виды гораздо в большей степени, чем обезьяны, по своей природе склонны к совместной охоте и собирательству.

Одинокие неандертальцы, скорее всего, не могли долго выживать вне группы. Поскольку травмы или болезни были в порядке вещей, то нуждающиеся в помощи, в том числе младенцы, матери или те, кто родился с различными заболеваниями, встречались повсюду и не представляли собой аномалии. Охота на животных, разделка и поедание мяса подразумевали совместные действия и общую выгоду, так что с эволюционной точки зрения имело смысл оказывать помощь тем, кому она была нужна, — хотя бы иногда.

Иначе не объяснить некоторое количество останков сильно покалеченных неандертальцев. В результате страшной травмы головы женщина со стоянки Сен-Сезер, вероятно, испытала помутнение сознания, потеряла много крови, и ей наверняка оказали хотя бы временную помощь. Аналогичным образом индивиду Шанидар 3 после удара острым предметом в грудь повезло избежать коллапса легкого. Но наверняка ни нормально дышать, ни ходить они не могли. До момента смерти каждый из них протянул более двух недель, а с учетом повышенной потребности неандертальцев в калориях выжить так долго было бы проблемой без кого-то, кто приносил еду.

Однако наиболее убедительный аргумент в пользу долгосрочной поддержки — это индивид Шанидар 1. Частично ослепший, как минимум на одно ухо оглохший, в значительной мере утративший способность передвигаться, с ампутированной рукой, он все же умудрился дожить до преклонного возраста, добавив ко всем своим болячкам еще и артрит.