Родной очаг - [41]

— Э-э, Ганка, за козу ведь молока не требуют!

— Что вы мне все с той козой!.. Вон братья поссорились меж собою, а мы с вами — чужие люди.

— Помирились они…

— Конечно, только после того как корову продали.

— Ганка, разве ж мы когда-нибудь враждовали с тобой? Никогда. Так и тут ворчать не станем.

А и вправду — чего бы это им грызться? Сколько они знают друг друга, а никогда, наверно, по-настоящему не ссорились. Бог даст, и тут не поссорятся. Может, согласиться? Не так уж много придется и заплатить за козу, а радость не только для Бахурки будет, но и для детей — для Толика, для Сани. Иван — старший, он не захочет тот козий хвост крутить, а меньшие… Сколько уж они зудели ей, чтоб корову купила?

— Попробуем, — сказала. — Присмотра за ней большого не нужно: привязал к колышку, вот она и толчется целый день, пока всю зелень вокруг выщиплет.

— Конечно, — обрадовалась Бахурка. — Ей и травы не нужно — на куст наткнется, на бурьян какой…

А почему бы и в самом деле не купить козу, думала Ганка. Или как там — полкозы. Свиньи Ганка не держит, как другие, разве что куры… Будет дома возле чего крутиться, не только на огороде. Да и, может, уважать ее в Збараже станут больше, потому что человека, который ничего не имеет и не хочет приобрести, в их селе не очень уважают. Можно сказать — совсем не уважают.

— Господи, — трещала Бахурка. — Ведь у меня никого нет, а теперь — коза! Не одна я уже буду дома. Тебе, Ганка, не то что мне — дети вокруг хаты вертятся. А у меня — четыре угла, и больше ничего. Теперь же — коза!

— Полкозы, — напомнила Ганка.

— Конечно, конечно же, — согласилась Бахурка. — Полкозы… А то — коза!

— Да, так… Слушайте, бабушка, ведь она ж козляток приведет!

Мысль о козлятах Бахурке и в голову не приходила. Глаза у старой стали большими, смеющимися.

— Что правда, то правда.

— Вырастет козленок, поведу я его на базар, — продолжала Ганка. — Продам, хорошие деньги возьму. Хорошие деньги — потому что от хорошей козы и потомство должно быть хорошее.

— Конечно, — соглашалась Бахурка. Но вдруг глаза ее опять расширились, она подозрительно взглянула на Ганку. — Ты поведешь на базар? А почему это ты поведешь? Одна? Разве козленок твой? Ведь полкозы моей, а полкозы — вашей…

— Так что же, по-вашему, и козленка пополам разодрать?

— А для чего раздирать? — возразила Бахурка. — Если коза у тебя, то и козленок возле нее. А как у меня, так и у меня.

— Хорошо, — согласилась Ганка. — Но вырастет он… Можно и продать?

— И ты поведешь на базар?

— Ну?

Бабка еще подозрительней взглянула на Ганку. Молодица, ничего не понимая, прибавила:

— Да вдвоем поведем, если вам поторговать охота.

Бахурку и это не успокоило.

— Значит, коза пополам, а козленок, выходит, твой? — сказала сердито. — Продашь и деньги себе положишь?

— Свят, свят! — удивилась Ганка. — Да что это с вами?

— Видали, со мною! — аж передернулась Бахурка. — С тобою что?

— А чего бы это я те деньги себе в карман положила? Полкозы вашей, значит, и полкозленка вашего, — вот вам и половина.

— Эге, так я тебе и поверила… Знаю, какая ты!

— Какая ж я?

— А такая!

Хоть смейся, хоть плачь. Еще той козы и в глаза не видели, еще и денег на нее не собрали, а уже поссорились. А поссорились, Бахурка подол в руку — и засеменила со двора, только пыль за ней поднялась… Так это сейчас поворчали, а что было бы, если б и в самом деле козу купили вдвоем и стали за ней ухаживать? Э, не обошлось бы тогда без смеха и плача, а уж для злых соседей то-то потеха была бы!

Думала так, однако в душе затаилась печаль… Ведь и вправду можно было козу иметь, ведь и вправду для детей какая-то забава была бы. Привела бы рогатая козленка, а то и двух… Ганка просияла даже. Правда, если повезет, то, может, не одним окотится, а двумя козлятами. И не придется тогда им делиться с Бахуркой. А так — один Бахурке, а другой — Ганке. И кто что захочет с ним делать, пусть себе и делает.

Бахурка выслушала все это не очень милостиво. И все подозрительно поглядывала на Ганку: мол, говоришь одно, а на уме совсем другое.

— А-а, — протянула невесело, — я уже передумала.

— Почему? Или молока не хочется?

— Молока хочу, только передумала.

Выходило так, что теперь Ганка упрашивала:

— Но ведь у вас будет свой собственный козленок. И что захотите, то с ним и сделаете. Захотите — продадите, сами на базар поведете, захотите — выкормите, коза из него вырастет.

— А чем я его буду кормить? — спокойно возразила Бахурка. — Вот скажи мне, Ганка, или сама я смогу за ним присмотреть? Это ж мы говорили, чтоб пополам, а так… Нет, не хочу.

— Сами же начали командовать…

— Нет, ты, Ганка, скажи: что я с тем козленком буду делать, а?

Хотела Ганка сказать, что, мол, подарите кому-нибудь, если сами не справитесь. Да сдержалась, не сказала. А вдруг Бахурка подумает, что подарить придется ей же, Ганке? Тогда старая рассердится не на одну неделю, а для чего им ссориться? Ну в самом деле, для чего? Как-никак, а с Бахуркой они хоть и не душа в душу — все-таки дружно живут. Разве у Ганки есть кто-нибудь ближе нее? Нет. И родичей, кажется, по соседним селам посеялось немало, а бабка ей, наверно, самая родная, хоть и чужая.