Родная кровь - [10]

– Откуда сейчас возьмутся шелка…

– Мало ли что у кого может быть припрятано. Как же ты, принц и наш правитель, можешь оставаться без знамени? Это же символ. Как без него…

– Ну, делай что считаешь нужным… – Он полежал молча, наслаждаясь покоем. Ему единственному в посёлке досталась просторная отдельная комната, но с тех пор, как в Беотрайде вынужденно поселился Годтвер, друзья Роннара настояли, что одному ему ночевать не следует. Поэтому горница была перегорожена, и в получившейся проходной комнатушке вечно толклись люди. Только когда они засыпали, возвещая об этом похрюкиванием и похрапыванием, поборник мог считать себя в относительном одиночестве, потому что уработавшихся парней до рассвета нельзя было разбудить даже горячими углями. Разве что крик «Тревога!» сработал бы.

Как раз такое время он и отдавал досугу с Ислой. Этому никто не удивлялся и никто их не тревожил. В эти минуты Роннар действительно принадлежал самому себе – тонкое удовольствие, которое располагало к благодушию. Потянуло на лёгкую болтовню.

– Странно, что ты так заботишься о моём знамени. Уж не сама ли думаешь вышивать?

– Я плохо вышиваю. А то б, конечно, поучаствовала. Дело-то благое.

– О-о, мне стоит задуматься! Знамёна и плащи в песнях вышивают мужчинам жёны да подружки.

– То песни, а то жизнь. Подарки мужчинам делают ещё восторженные последовательницы. А чаще всего над вышивками трудятся наёмные работницы: швеи и вышивальщицы… Вот так – и никакой романтики.

– Если женщины отказываются от романтики, это что-нибудь да значит. А как же мечты о свадьбе, и вместе навсегда до смертного камня?

– А ты разве собирался на мне жениться?

– Честно? Вообще-то нет. По крайней мере, сейчас…

– Ну и мне оно ни к чему.

Он ещё чуть-чуть помолчал. Даже как-то заинтересовался.

– Странно. Обычно все девицы хотят замуж.

– О-о, девицы, как и мужики, хотят разного. Замужество – одна морока. Нужно совсем сойти с ума от парня, чтоб на это подписаться. Я замуж вообще не хочу. Но если уж когда-нибудь соберусь, то всяко не за тебя, будь уверен.

– Мда? – искренне удивился он. И, помолчав, решил поинтересоваться: – Если я настолько не угодил, то почему же тогда ты ко мне приходишь?

– Странный вопрос. Разве тебе не нравится?

– Нравится. Однако… Всё-таки странно.

– Ну, конечно, – сердито проворчала она. – Что же мне ещё было делать, чтоб ты точно не отказался меня учить?

– Кхм… – Роннар аж подавился. – Разве я отказывался?

– А разве нет?

Сперва поборник смутился. Действительно, от занятий с ребятами, жаждущими индивидуальных тренировок, он раньше отлынивал. Но потом-то смирился! Конечно, были и будут желающие потешить себя надеждой, что запредельное боевое искусство поборников становится хоть чуть доступнее, если позаниматься разок в неделю у одного такого. Ради сладостной надежды они были готовы выполнять любые распоряжения Роннара, повиновались ему безусловно, и их примеру машинально начинали следовать другие сельчане, которые изначально не надеялись учиться лично у такого великого человека. Новоприбывшие же подхватывали эстафету послушания уже без каких-либо рассуждений: делали так, как остальные.

– Нет. Такие ученики, как ты, мне нравятся – понимают, что абсолютных чудес не бывает, что ожидания должны быть в рамках разумного, что человек, может быть, способен стать хорошим воином, но всё-таки не таким, каким мечталось. Мне нравится, когда ребята смотрят на ситуацию трезво. Реально.

– Может, так и есть, – помолчав, прошептала она. – Но я уж лучше буду и дальше к тебе приходить. С тобой спокойнее. Теплее. – И прижалась к нему покрепче. – Ты ведь тоже рад?

– Угум… – Он молчал, закинув руку за голову.

Ему снова вспомнилась принцесса – такой, какой она предстала перед ним в первый момент их знакомства. Прекрасная, изысканная, поистине совершенная, воплощение того таинственного мира, о котором он если и думал, то только восторженно. Впрочем, вызывая в памяти образ Ианеи, Роннар размышлял не столько о Лучезарном, родине его отца, всех чаяний и надежд обитателей Опорного, сколько о красоте самой девушки.

Как-то не верилось, что она настоящая, реальная, что её можно коснуться и, может быть, даже поцеловать. Когда поборник поднял принцессу на руки, чтоб перенести через лужу, её тело: не эфирное, тёплое, упругое, ароматное – ошеломило его. Она оказалась подлинной, живой, её дыхание он ощущал на своём плече. И теперь не мог об этом забыть.

Роннар старался не возвращаться мыслями к принцессе и разговору с ней, но беседа с Ислой о браке настойчиво подтолкнула его к воспоминаниям. Он не считал, что вдруг взял и полюбил дочь короля, и тем, что предмет восхищения, между прочим, приходится ему сводной сестрой, вообще себя не беспокоил. Какая разница, если ему просто хочется о ней думать, воображать её себе?

И в то же время что-то предостерегает слишком часто предаваться фантазиям о женщине из Высшего мира. Конечно, не потому, что близкая родственница. Просто потому, что она – другая. Она рождена и выросла в другом мире, принадлежит к совсем иному кругу общества, так стоит ли разбивать себе сердце?

Но попробуй выбрось из головы человека, к которому тянется твоё сердце, которым хочет наполниться твоя душа! Ещё хорошо, что времени свободного было так мало, что иной раз его не хватало даже на обстоятельный ужин, какие уж тут абстрактные размышления да мечты.