Родька - [45]

— На первых порах ты будешь за даму, — сказал папа. — Иди сюда. Спину, спину держи! Что ты горбишься? Так, так. Стоп! Шаг назад! Шаг в сторону! Ну и слон. Два шага вперед. Не смотри под ноги, слушай музыку. Шаг назад, шаг в сторону. Так! Хорошо.

Музыка доиграла, и папа опять поставил то же танго.

— Ну вот! Уже веселей! Уже хорошо. Ничего, ничего, у тебя есть способности.

Дело действительно шло на лад. Когда танго заиграло в третий раз, я совсем перестал наступать папе на ноги и даже почувствовал, что движемся мы, в общем, под музыку. Папа был доволен.

— Хорошо! Молодец! Ага! Кажется, Костя пришел. Костя, Костя! Иди сюда.

Высокий, стройный, раскрасневшийся с мороза, Костя вошел в комнату и сразу же включился в обучение.

— Что вы за чепуху разучиваете?

— Почему чепуху?

— Потому, что так танцевали еще до войны. Теперь уже никто так не танцует.

— Вот твои шаги, — сказал Костя, широко и некрасиво вышагивая под музыку, — а вот как ходят теперь. Расслабленность должна быть. Свобода. Вот этому, на мой взгляд, и нужно учить в первую очередь. А если он сразу усвоит твою манеру, потом ее ничем не вытравишь. Какие бы фигуры он ни делал, все равно это будет выглядеть старомодно. Вот Саша — типичный пример.

— Удивляюсь, — сказал папа. — Ну я куда ни шло. Я действительно учился танцевать до войны. А она ведь твоя ровесница.

— Ну и что? — сказал Костя, мрачнея. — Наверное, ей тоже повезло на домашнего учителя. Мама ее учила танцевать. Или бабушка.

— Да, — сказал папа. — А что, очень смешно смотреть, как я танцую?

— Нет, не очень. Во-первых, ты все-таки старый, А во-вторых, у тебя же осанка. А ему так нельзя. Ему надо учиться по-настоящему. Хочешь, я его устрою к нам? У нас на работе отличный танцевальный кружок. Настоящий преподаватель. И даже с приличным окладом. Это очень важно, между прочим.

Костя говорил так, как будто речь шла вовсе не обо мне.

— Ничего не выйдет, — сказал я.

— Почему?

— Так!

— Да, — сказал Костя, — я как-то все время забываю, что ты у нас большой оригинал. Кстати, что это за случай с макулатурой?

— С какой еще макулатурой?

— Ладно, ладно. Не прикидывайся. Ты понимаешь, — он повернулся к папе, — прихожу я вчера на работу. Сидят наши в дежурке, разговаривают. То, се. Заговорили о школе: субботник, металлолом… И вдруг один ординатор наш, очень хороший рассказчик, рассказывает про Родьку. «Понимаешь, — говорит, — я бреюсь. Только что намылился. Вдруг звонок. Открываю. Стоит шпингалет с мешком через плечо и молчит. «Тебе кого, мальчик?» — «Макулатура здесь живет?» Я сразу же сообразил, в чем дело. «Нет, — говорю, — здесь таких нет». Хочу закрыть дверь, а он не пускает. Я говорю: «Иди, иди, мальчик. Ты же видишь, у меня мыло на щеках сохнет». А он смотрит на меня с какой-то первозданной наглостью и говорит: «Это ничего, дядя. У моего папы раньше тоже сохло. А теперь он досыпает в воду соли, и у него не сохнет».

— Какой бред, — папа рассмеялся. — А почему ты решил, что это Родька?

— По стилю. Вряд ли в городе может быть еще один такой идиот. Потом я спросил как он был одет… Ну что, может быть, скажешь, что это был вовсе и не ты?

— Я. Только все было совсем не так. Я вовсе не спрашивал, здесь ли  ж и в е т  макулатура. Что я, дурак? Я же знаю, что макулатура — это бумага. Я ему хотел объяснить, а он разорался.

— Всякий бы разорался, — сказал папа. — Ты знаешь, какое это ощущение, когда мыло сохнет на лице? А что это за номер с солью? Ты в самом деле думаешь, что я досыпаю соль?

— Да нет, это я просто так. От противности. Не знаешь, что такое макулатура, ну и на здоровье. А на меня чего кричать? Что я виноват, раз меня посылают?

— Тебе, значит, известно, что такое макулатура, — вспылил Костя, — а ему, взрослому человеку, доценту, неизвестно…

— Могу поспорить, что неизвестно. Я ведь видел, как он…

Папа меня перебил.

— Ну как твои деда? — обратился он к Косте.

— В институте нормально.

— А на работе?

Костя стал ходить по комнате, и по его лицу сразу стало видно, что у него есть какой-то секрет.

— Понимаешь! — Он остановился. — Кажется, мне дадут серьезную операцию.

— Ты доволен?

— Еще бы!

— Я тебя поздравляю, — сказал папа, — мне очень приятно за тебя.

— Мне тоже очень приятно. Представляешь, я буду оперировать, а профессор будет у меня ассистентом, Он считает, что у меня отличные руки. Между прочим, у меня в самом деле хорошие руки. То, что я делаю за двадцать секунд, другому хватает на минуту. А то и на две. Ты просто не представляешь, что это такое — ощущать кусок острого железа продолжением собственной руки.

— Да, — сказал папа, — я бы, конечно, не смог быть хирургом.

— Конечно, не смог бы. Тут знаешь какие нервы нужно иметь? Я и то, честно говоря, волнуюсь.

— А другие не волнуются?

— Смотря при каких обстоятельствах. Одно дело — незнакомый человек. А когда ты входишь в операционную и видишь, что на столе лежит твой бывший учитель… Я его, положим, не очень любил, но… Внутри у меня все похолодело.

— Это что, Яков Борисович?

— Какая разница, — сказал Костя. — И вот понимаешь…

— Нет, ты погоди, — сказал я, — у него ведь рак. Очень сложная операция. Как же тебе могли… могли доверить?